– Доброе утро, Джим, – поздоровалась Джули. – Что случилось? Кошка язык съела?
Бретт усмехнулся в кулак.
Страх, гнев и унижение сплелись у меня в животе, как и каждый день моей жизни, пока я был ребенком. Но я не затем одолел хамство старшеклассников, чтобы все началось здесь сначала.
– Кошка съела язык? – повторил я, переводя взгляд с Бретта на Джулс. – И это все, что вы придумали? Даже заикание не изобразили.
– Эй, да все нормально, чувак, – отмахнулся Бретт. – Я как раз рассказывал ей, что вчера случилось. – Он повернулся к Джулс. – Ты не шути.
Она посмотрела на него и расхохоталась.
Он полный говнюк. Они оба.
Вдох. Выдох.
– Наслаждайся тремя неделями ночных смен, – пожелал я ему, проходя мимо.
Бретт лениво улыбнулся.
– О, уверен, я найду способ их скрасить.
Тея стояла в своем углу, напевая про себя. Мои наушники в ее ушах, мой телефон в ее кармане. Она пританцовывала и рисовала.
– Я никогда не видела ее такой счастливой, – сказала Рита. – Эти последние несколько дней будто свет у нее внутри включили. И он не отключается даже при перезагрузке. Как будто…
– Она знает, – подсказал я.
Глаза Риты наполнились слезами.
– Боже, может быть, она знает. Я вспоминаю все случаи, когда была занята и перегружена работой… Делия сказала, что ей нравится «Офис», поэтому я на несколько часов сажала Тею перед телевизором, а ведь она могла…
– Теперь она счастлива, – перебил я. – Вот что имеет значение.
– Да, я согласна. И все благодаря тебе. – Она покачала головой. – Боже, посмотри на эту картину.
Грубые обелиски теперь стали высокими небоскребами Нью-Йорка с Эмпайр-стейт-билдинг спереди и по центру. Вынужденная перспектива, как будто зритель смотрит на Манхэттен под большим углом, из-за чего здания вырастают из сетки улиц, словно букет. Желтые такси и машины, как детские игрушки, усеивали бульвары. Пышные пятна зелени представляли собой Центральный парк. Небо было чистым, голубым, а сверкающее солнце превращало металлические небоскребы в совершенные серебряные и медные стержни.
«Это был шедевр, как и предсказывала Делия».