Я закрыла лицо руками, пытаясь сдержать нахлынувшие эмоции, но слезы сами брызнули из глаз, и я убежала на кухню, к Эдмону.
–
Я села на перевернутую корзину из-под муки, скорчилась, обняла себя руками, борясь с рыданиями.
– Филипп, встань за прилавок, – услышала я голос Эдмона. Потом он присел передо мной на корточки.
–
– Простите, Эдмон. Не могу сосредоточиться. Я в полном раздрае.
– Скажи мне, дитя мое, что стряслось?
– Через несколько дней Коннор и Уэс уезжают, сначала будут проходить специальную подготовку, а потом их отправят на Ближний Восток.
– Я знаю мистера Уэса.
Я буквально не знала, что на это ответить. С того утра, когда Коннор тихо выскользнул из моей постели, мы почти не разговаривали. Он прислал несколько сообщений, в которых писал, что готовится к отъезду, и это отбросило меня в ту точку, где я находилась перед его отправкой в тренировочный лагерь, – в ад неизвестности, так что я снова не понимала, на какой стадии находятся наши отношения и что чувствует Коннор. Любовь, которую я ему отдала, не была потеряна – он просто запихнул ее в задний карман, уходя из моей спальни. Я понятия не имела, хранит ли он ее или выбросил за ненадобностью.
«Ему тоже страшно, – думала я. – Ты тут носишься со своими сердечными переживаниями, а он рискует жизнью».
Бессодержательная мысль, но ничего другого у меня не было.
– Да, Коннор – мой парень, – сказала я наконец.
– Тяжелая ситуация, – пробормотал Эдмон. – Я боюсь за него и за моего тихого молодого человека. А также за мою задумчивую девушку, которая печется о них обоих.
Во мне снова взыграли страх, любовь, боль, грозя захлестнуть меня с головой. Доброта Эдмона де Гиша была как спасательный круг. Я легко могла позволить ему меня обнять, ухватиться за него изо всех сил и заплакать навзрыд, чтобы как-то пережить эту бурю.
Вместо этого я заставила себя сделать глубокий вдох, а потом выдох.
– Я боюсь за них, и из-за этого становлюсь слезливой. Только и всего.
Эдмон нахмурился.
– «Только и всего»? Но это же очень важно!
В кухню заглянул Фил.