Среди тысячи слов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Хмм, настоящая дилемма. Ну ладно, Золушка. Когда ты хочешь, чтобы я заехала?

– Я встречаюсь с Айзеком в час дня.

– Твоя карета прибудет без четверти час, но знай, что мне нужно весь оставшийся день разбираться с этим тупым ежегодным альбомом. Я не смогу подвезти твою задницу домой, когда несвидание с Айзеком Пирсом закончится.

– Я что-нибудь придумаю, Энджи.

Я села на подоконник в комнате и бросила взгляд на район. Снова появилась зелень. Снег исчез, а солнце сияло, золотое и яркое в чистом небе, чего я никогда не видела в Манхэттене. Оно отбрасывало длинные полосы на пол из твердой древесины и все еще лежащие там одеяла.

Вчера я спала беспокойно, но никаких кошмаров не снилось. Вместо этого, когда бы я ни просыпалась, мысли были наполнены репетициями.

И Айзеком.

Он был холоден и груб со мной на репетициях. Нет, поправка – Гамлет был груб с Офелией. Но сцена того требовала, и мне пришлось выдержать. Я на это подписалась. Я могла бы быть профессионалом и не принимать это на свой счет. Между нами ничего не было – он просто играл. И, кроме того, чем реалистичнее он это делал, тем лучше будет спектакль.

«Сначала была любовь».

Я положила сценарий на колени и записала эти слова над третьим актом, прямо как актриса, делающая пометки после слов постановщика, и все. Черные крестики ползли вдоль бокового поля, словно собирались наводнить страницу и захватить эти беззащитные слова, плавающие наверху.

Я нарисовала защитный пузырь вокруг «Сначала была любовь» с торчащими стрелами, от которых крестики держались подальше… потом захлопнула сценарий.

«Ты будешь такой же безумной, как Офелия, к тому времени, как все кончится».

Энджи просигналила с подъездной дорожки без четверти час. Я проскочила мимо родителей в гостиной. Они спорили о каком-то рабочем мероприятии в Индианаполисе. Папа хотел, чтобы мама поехала туда с ним.

– Куда ты? – спросил папа.

– Погулять с Энджи, – я схватила белую куртку с крючка в прихожей. Когда я вышла, папа всматривался через кухонное окно на подъездную дорожку.

«Нет, папа, это не Айзек». Вслух я произнесла:

– Вернусь к ужину.

Папа кивнул.

– Рад видеть, что ты заводишь здесь друзей.

Я пробежала по подъездной дорожке и запрыгнула в машину Энджи. Ее непокорные кудряшки удерживал цветной обруч. На черной толстовке было написано: «Я перестану носить черный, когда придумают цвет темнее».