Ничего не найдя, она обхватила меня руками и прижала к себе. Ее сердце гулко билось рядом с моим.
– Ты не ранен, – прошептала Шарлотта мне в плечо. – Ты не ранен, – повторяла она снова и снова.
Я был слишком потрясен и мог только обнимать ее, пока она не успокоилась.
Шарлотта привела нас в круглосуточную закусочную, пропахшую застарелым жиром и подгоревшим кофе. Там мы позвонили в полицию.
Я спросил, откуда у нее телефон.
– Из моей сумочки, – отрешенно ответила Шарлотта. – Я споткнулась о нее, когда ты сказал мне бежать, и машинально схватила. Я ничего не соображала, иначе бы взяла и твой бумажник. Или трость. Я попыталась бы тебе помочь. Я так перепугалась, что меня ноги не слушались…
Приехали полицейские, и мы написали заявление. Пока Шарлотта описывала ограбившего нас пьяницу, меня терзали гнев, сожаления и понимание, что я ее подвел.
Слова офицеров звучали необнадеживающе. В ломбардах скрипку вряд ли найдут – те ни за что не возьмут у преступника ворованное. Но полицейские обещали позвонить в любом случае. Я чуть не сказал им не утруждаться. Скрипку уже не вернуть, и мы все это знали.
Офицеры подвезли нас до таунхауса, и это была моя вторая поездка в полицейской машине за неделю. Мы вошли в дом, и Шарлотта, прерывисто дыша, закрыла дверь на все замки.
– Прости меня, Шарлотта, – угрюмо извинился я. – Я облажался.
– Что? Почему?
– Я потерял твою скрипку.
– Боже, Ной, ты в этом не виноват. Ты защищал меня. Защищал нас. Возможно, завтра я оплачу ее, но сейчас…
Да, сейчас я мог думать лишь о Шарлотте и о том, что она жива, невредима и находится здесь, со мной. Я взял ее за плечи и порывисто притянул к груди, в которой бушевал вихрь эмоций. Теперь, когда опасность миновала, осознание чудовищности того, что могло сегодня произойти, захлестнула меня. Не со мной. С Шарлоттой. Сила моих чувств к ней пугала больше, чем нож во тьме.
– Ты должна была бежать, – проговорил я. – Ты была бы в безопасности.
– Я должна была бросить тебя? – Она помотала головой. – Невозможно. Я и так в безопасности, когда я с тобой.
Я нежно поцеловал ее, ощущая соль пролившихся слез. Наш поцелуй стал глубже, и я вложил в него все чувства, о которых боялся говорить. Когда Шарлотта тихо застонала мне в губы, я понял: она почувствовала все, что я не смог сказать.
Шарлотта отстранилась, тяжело дыша.
– Я не хочу сегодня быть одна.
– И не будешь, – прошептал я, гладя ее по волосам и ощущая их мягкость. – Я не смог бы оставить тебя, даже если бы попытался.