Любовь моя, я поняла тебя. Наконец поняла…
В сумерках наш караван из арендованных автобусов вытянулся вдоль улиц, примыкающих к Моцартеуму. Мы ехали под темно-серыми небесами, грозившими пролиться дождем. Однако при виде концертного зала у меня улучшилось настроение. Я занервничала – впервые с той секунды, как Сабина сказала мне, что я буду солисткой.
Моцартеум был маленьким, но элегантным, освещенным десятками люстр, свисающих с позолоченных потолков. На сцене стоял массивный орган. Мы заняли свои места перед ним. Точнее, это сделали мои коллеги-музыканты. Теперь мне полагалось ждать у сцены, пока наш дирижер, герр[43] Исаак Штекерт, не представит меня публике. Я смотрела на программку со своим именем, и на глаза наворачивались слезы. Нужно отправить ее родителям и Мелани. Они будут гордиться мной.
Концертный зал заполнялся полуформально одетыми посетителями. Выглядывая из-за занавеса, я рассматривала лица прибывающих людей, как делала это каждый вечер. Я искала высокого красивого мужчину в солнцезащитных очках и с белой тростью, ищущего свое место в зале. И сегодня опять не нашла.
Свет приглушили, припозднившиеся слушатели заняли свои места, и под громкие аплодисменты герр Исаак Штекерт поднялся на подиум. Ко мне со спины подошла Сабина.
– Они не знают меня, – прошептала я.
Она положила ладони мне на плечи.
– Боль. Надежда. Пламя. Любовь. Пусть эти чувства наполнят твою игру сегодня, Шарлотта Конрой, и они запомнят тебя навсегда.
Герр Штекерт позвал меня жестом, и я вышла на сцену под вежливые сдержанные аплодисменты. Исаак поцеловал меня в щеку и шепнул:
– Ни пуха ни пера!
Я сдавленно фыркнула. Мне стало немного легче. Я заняла свое место, встав перед струнными инструментами, как та скрипачка, которую я видела в детстве по телевизору. Моя мечта воплощалась в жизнь, но этого не видели мои любимые люди.
Когда позади и вокруг меня зазвучали первые струнные, я решила, что сыграю для всех них, где бы они ни находились в этом мире, и даже если уже покинули его. Пусть любовь, которую я чувствую ко всем, кто есть в моей жизни и кого я потеряла, заполнит меня до краев и прольется из скрипки.
Выступление не запомнилось мне в подробностях. Оно от и до было фантастическим сном, внетелесным переживанием, состоявшим из чистых эмоций. Я играла музыку Моцарта в его родном городе, на инструменте, вобравшем в себя историю и время.
Когда все закончилось, аплодисменты больше не были ни сдержанными, ни вежливыми – они были оглушительными. Перед ними в зале воцарилось короткое мгновение тишины, во время которой я почти услышала, как каждый в зале перевел дыхание.
Я опустила скрипку, позволив себе искупаться в этих овациях, и смотрела на сияющие лица людей, ошеломленная тем, что я вызвала такую реакцию. Ко мне с букетом красных роз подошел капельдинер[44]. Он протянул их мне, и толпа снова взорвалась аплодисментами. Я повернулась к Сабине, думая, что цветы от нее, Исаака или кого-то из музыкантов, служащий указал в зал, и я поняла.
Он здесь.
Слушатели все еще хлопали, а я лихорадочно оглядывала толпу в поисках одного-единственного лица, которое жаждала видеть больше остальных… Сердце пропустило удар, из горла вырвался вздох.
Ной Лейк стоял в самом конце зала. В одной его руке была трость, а другую он держал у сердца, словно оно болело. Ной не надел очки, и даже через разделяющее нас расстояние я видела легкую, щемящую улыбку на его губах.
Он развернулся, в одиночестве прошел по проходу и вышел из зала.
– Ной! – закричала я. – Ной! – но аплодисменты только начали стихать. Руки занимали цветы. Я положила розы на пол и передала свою скрипку шокированному Исааку.
ebooksa