– Я просил тебя поднимать чертовы шторы?
– Нет, но…
– Не просил. Тогда какого хрена ты их подняла?
Ной встал на ноги и навис надо мной, уставившись на меня тяжелым взглядом. Он пытался просверлить во мне дырку, пригвоздить меня к месту.
Не теряя самообладания, я сложила руки на груди и постаралась ответить твердым голосом, насколько это было возможно:
– Мне показалось, тебе понравится ощущение теплого солнечного света. Здесь так темно и…
Он засмеялся – горько и неприятно.
– Правда? Знаешь что? – Ной прижал палец к виску. – Здесь тоже охренеть как темно.
– Слушай, я просто пытаюсь…
– Я знаю, что ты пытаешься сделать. Есть причина, по которой я требую не делать ничего, пока сам об этом не попрошу. Я не идиот. Ты подняла эти треклятые шторы не для меня. Ты сделала это для себя. Незачем делать для меня что-то, чтобы быть довольной собой. Жалость, как я уже понял, имеет разные виды и формы, и я знаю их все. Попытка была неплохая, но нет, спасибо. Выматывайся отсюда.
– Необязательно так грубить, – дрожащим голосом отозвалась я.
Ной поднял руки.
– Эй, я такой, какой есть, милая. Не нравится – уходи. Никто не держит тебя здесь силой. А если бы держал, так уж точно не я.
Мне хотелось бросить эту работу. Сильно. И я чуть не решилась на это.
– Ладно, – бросила я ему и опустила шторы, погрузив комнату в полутьму. – Доволен?
– Еще как, – кисло ответил Ной. – Надеюсь, больше этого не повторится.
– Не повторится, поверь мне, – я пересекла комнату быстрым шагом.
«Да пошел он! – возмущалась я, сбегая по лестнице вниз. – Я не только из жалости это сделала. Сегодня действительно потрясающий день, и прятаться от него – преступление».
Однако я осознала, что Ною наплевать на мои чувства и мнение, и если я не выучу этот урок, то и месяца тут не продержусь.
Когда я позже поднялась в комнату Ноя, чтобы принести ему обед, то обнаружила его на прежнем месте: у окна за столом. Темнота в спальне сгустилась. Я оставила обед на столе, не перемолвившись с Ноем и словом. Меня тревожило это, все это. Полумрак, аудиокниги, еда навынос и то, что Ной столько времени не жил, а скорее существовал в таком крохотном мирке.