– Как ты догадался? – Вадзим чуть не поперхнулся пивом, капли потекли по тёмной бороде.
– А кто ещё в Старгороде известен своим садом? Они так им кичатся, будто он из золота сделан.
– Тут дело не в золоте, а в том, что во всём Старгороде ни у кого даже репа толком не растёт, всё везут издалека, а у Буривоев сад чуть ли не каждый год плодоносит.
– И?
– Говорят, это потому, что они город основали. Сама мать сыра земля их благословила.
Белый с сомнением хмыкнул. Были боги на этом свете, которые от него, Белого, отреклись ещё при рождении, и мать сыра земля стала первой из них.
Вадзим ещё глотнул пива и наконец приступил к рассказу:
– В общем, речь действительно о Буривое…
Белый придвинулся, перегибаясь через стол:
– Что с ними?
– О, ты не слышал? – хмыкнул Вадзим. – Кажимеж Буривой, кажется, вступил в торговую войну.
– Так все в Старгороде в неё вступили, – пожал плечами Белый. – Что с того?
– Буривой, – Вадзим заговорил тише, – теперь на стороне Златоборска.
– Да ладно?
Корчма гудела, точно улей. Без конца хлопала входная дверь, гремели горшки и кружки, стучал топорик в руке хозяйки, тихо ворчала печь, и люди галдели без умолку.
Вряд ли кто-то мог их услышать, но Вадзим всё равно перешёл на шёпот:
– У Буривоя остался только младший сын, двое старших утонули во время ледохода, когда ратиславцы попытались прорваться. А у князя Вячеслава Окаянного есть дочь, как раз ровесница мальчишке. И Буривой с Вячеславом договорились породниться через детей.
– Ага, – протянул Белый. – И что от меня требуется?
– Ничего особенного. Просто нужно сделать так, чтобы у Буривоя не осталось наследников вообще.
Но знаков на запястье Белого было вырезано не один, а два. Значит, дело не только в мальчишке.