Каисса

– А институт семьи?

– А нет семьи. Семья – это то, что нужно хранить и оберегать. А ни у кого нет времени. В семье нужно уметь уступить. Но никто не желает. Зато есть клиники репродуктивные. Есть банки спермы. Женщины эмансипированы, мужчины – наоборот… Поэтому дети есть, а семей – нет.

– В смысле мужчины «наоборот»?

– Я говорю про мужественность – тут тоже кризис. У меня научный сотрудник открыл контору по ломанию ушей. Подумал бы о таком?

– А зачем?

– Чтобы клиент был похож на борца, выглядел брутальнее. Еще сечки ставят на переносице лазером, шрамы всякие.

Саныч отхлебнул мате и нахмурился:

– Я к тому, Платон, что должны быть традиции. Мораль какая-то. Порядок. Без этого и общество не общество.

– Саныч, вы не обижайтесь. Не обидитесь? Я до сих пор думаю, что вы какой-то шизофреник с богатым воображением, пересказывающий Замятина и Стругацких. То есть я слушаю вас… И вроде верю. А потом думаю: «Ну какой еще путешественник из будущего?!»

– Я не осуждаю. Я сам до сих пор не верю. А еще думаю вот о чем – как мне обратно вернуться? Ты же мне передашь проект Шлюза? Я и тебя с собой прихватил бы, чтобы доказать. Враз все поймешь!

– Что-то мне не очень хочется с вами. Судя по тому, что вы описали, проклятые неолибералы сделали будущее невыносимым, – сыронизировал Платон.

– Ну тебе и тут не лучше. Я, конечно, тоже нищ как церковная мышь. Но какой-никакой авторитет в будущем имею, по карьерной лестнице продвинулся. Я тебя с собой поселил бы, с женой познакомил. Неужели неинтересно, какая она?

– Интересно. А какая она?

– Она великолепная, моя Клэр. Да я ее каждый день заново открываю со своей амнезией! О, ради этого стоило потерять память. Опять переживаю влюбленность. Когда, знаешь, не лень делать романтичные сюрпризы, рвать цветы, сочинять стихи. Кстати, идея стартапа: придумать какую-нибудь процедуру, чтобы стирать память, но только в части отношений. Можно было бы всех семейных психологов без работы оставить. Потому что это просто волшебно!

– Да вы просто посвежели там, в будущем, от генной инженерии, вот у вас и бушует вторая молодость, – рассмеялся Платон.

Он чувствовал себя невероятно спокойно, просто сидя и болтая с этим бритоголовым мужчиной, грея руки о калебас. С легкостью подхватывал любые идеи, подыгрывая безудержной фантазии гостя, пребывая в каком-то состоянии потока. Странным было вот так пригревать бомжа, да еще и терять из-за него жилье. Но Саныч подкупал интересным общением и живым умом. Платон ни с кем в жизни так душевно не беседовал, разве что с дядей Олегом. Несколько раз за эти дни Саныч жаловался на головную боль. Он активно опустошал имеющуюся в квартире аптечку, принимая сосудорасширяющие, болеутоляющие и аспирин. Иногда во сне он тихонько плакал. И это трогало Платона. Наконец, пришельца нельзя было отпускать от себя до тех пор, пока не отлажен сбой в Каиссе.

– Я с тобой ловлю состояние потока какое-то, – сказал Саныч. – Это ты – моя вторая молодость. Поэтому я и хотел бы тебя забрать с собой. Тут win-win: у тебя есть энергия, амбиции и интеллект, у меня – тоже интеллект, а еще связи и опыт. Буду честен: я прожил жизнь не самым оптимальным образом. Что-то всегда делал не так. С тобой я чувствую в себе силы это исправить. А ты мог бы избежать подобной ямы. Ведь без меня ты никогда не узнаешь, как не надо делать.

– Даже если я соглашусь… С чего вы решили, что мы просто перенесемся в будущее? Вдруг, например, я постарею? Или какой-то коллапс произойдет, временной феномен с катастрофическими последствиями?

– Я думал об этом. Мне кажется, теория струн вполне себя оправдывает в нашем случае. У меня гипотеза, что я не совсем из будущего сюда попал, а, скорее, из параллельного измерения. Так что и обратно мы прыгнули бы, переместившись в пространстве, но не во времени.

– Только неясно, как это сделать…