Все они выглядели сильно не новыми, но ни обрезанных, ни как-то иначе попорченных монет там не оказалось, а значит, все они считались полновесными и могли служить законным платежным средством.
При схожести формы, материала, в общем-то, однотипных штампах и повторяющихся надписях, ни одна монета на другую не походила. Это были первые местные деньги, что я видел «вживую», а не извлекал их изображения из памяти, поэтому мне и самому искренне было интересно посмотреть и пощупать. Что я и проделал.
Взгляд соседа так и вовсе, как сфокусировался на моих руках, так безотрывно, словно приклеенный, и сопровождал появление на свет каждого нового кусочка серебра.
— Так что думаешь о моем предложении?
— А кого хочешь…позвать? — с трудом отвлекся сосед, судя по всему уже успевший привыкнуть к этой мысли и пересмотреть первоначальное отношение к ней.
— Мне вроде все равно, дочери же у тебя все работящие, но пусть будет, может быть, твоя старшая? Соланж, ты сама-то, что об этом думаешь?
Стрельнув глазами в сторону отца, она ответила довольно взвешенно и нейтрально:
— Если батюшка не против, то думаю, можно было бы попробовать. Нам серебро не будет лишним…
Недоверчиво глянув на подозрительно скромную и послушную дочку, сосед снова прикипел взглядом сначала к вернувшемуся на пояс кошелю, а потом и к моей ладони, которой я принялся равнодушно подбрасывать горсть глухо звякающих монет.
— Оно, наверное, и можно было бы, только как бы беды какой не вышло… Молодая, глупая, кто ее замуж потом возьмет, если мы с матерью не уследим за ее девством⁈
— Как так-то, — совершенно искренне удивился я, забывшись, где нахожусь, — ей же лет восемнадцать, и все еще девственница?
Лицо девушки полыхнуло смесью возмущения и недоумения, а вот Натан, который вообще-то мог и в морду дать, почему-то остался равнодушным. Хозяин лишь «попытался» изобразить неодобрение, впрочем, без особого старания.
Не дождавшись нужной реакции от отца, Соланж снова заговорила.
— Конечно же, я невинна! — строго сообщила она.
При субтильном телосложении, грудь ее набухла не меньше чем до условно «третьего размера», бедра заметно раздались, и все это — буквально с осени. В памяти Дирка, который в последние два года изрядно заинтересовался окружающими девицами, отпечатался совсем другой образ.
— Прости меня, уважаемый сосед, но советую тебе крепко запомнить это ее выражение лица!
— С чего это? — снова оживился тот.
— Всегда полезно знать выражение, с которым тебе врут, — продолжил я отжигать, уже понимая, что зарвался, но не в силах остановиться.
Сосед вдруг неожиданно заржал. Заливисто и с удовольствием:
— Эк ты ее припечатал, что дошли уже слухи? — отсмеявшись, он заговорил, неожиданно по-свойски, как с равным. — И не говорит ведь, кто это был. Хорошо хоть дитё не приключилось, так бы и вовсе позору не оберешься…