Поцелуй шелки

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мой отец умер, когда мне было десять.

– О, прими мои искренние соболезнования.

В моем тоне гораздо меньше сожаления, чем я выразила по поводу судьбы его матери. Потому что я не сожалею. Это служит напоминанием о том, почему я здесь, почему мы здесь. Дориан – сын убийцы. Он сам убийца.

Мы делаем еще несколько медленных шагов, и я позволяю пространству между нами увеличиться, больше не рискуя задеть его плечо своим.

Но следующие слова Дориана едва не вынуждают меня остановиться.

– Я не уверен, что об этом стоит сожалеть, – холодно произносит он.

Я бросаю на него пристальный взгляд.

– Почему ты так говоришь?

– Мой отец не был хорошим человеком. По крайней мере, он не был тем героем, каким когда-то казался мне. После его смерти я узнал то, что разбило мне сердце. Хотя даже тогда я все равно считал его хорошим отцом. Потом, после смерти матери, выяснилось, что он вычеркнул ее и моих сестер из завещания. Только тогда я увидел, кем он был на самом деле.

– Твой отец вычеркнул жену и дочерей из завещания?

– Три года, вплоть до его смерти, они жили отдельно. Моя мать бросила его. На то у нее имелись веские причины. Хотя, чтобы их понять, мне потребовалось время. И все же, вычеркнуть ее из завещания – одно дело, но мои сестры… – Дориан стискивает зубы и качает головой. – Он оставил мне значительное состояние и траст на получение образования. Однако им он не оставил ничего. Ничего. При жизни он выплачивал им еженедельное пособие, но после его смерти они оказались брошенными на произвол судьбы. Мама видела, как трудно мне приходилось дома. Из-за смерти отца я получил тяжелую травму. К тому же сверстники издевались надо мной только за то, что я его сын. Вот почему она отправила меня учиться в Бреттон. Я уехал прежде, чем они погрязли в нищете. В то время как я, благодаря трастовому фонду, купался в роскоши в элитной школе-интернате, моя мать работала до изнеможения, чтобы заботиться о моих сестрах. А когда она умерла, я был занят тем, что тратил упомянутый фонд на выпивку и бои. Вместо того чтобы вернуться домой, я последовал за глупой мечтой стать знаменитым боксером. Мечтой, которую начал презирать после того, как понял, как все могло сложиться, закончи я школу вовремя.

Я не нахожу слов, пока пытаюсь осознать все, что он сказал. Что его мать оставила его отца. Что он покинул остров из-за издевательств и насмешек. Что он ощущает вину из-за привилегии, которыми был наделен, в то время как у его матери и сестер ничего не было. У меня ком встает в горле, когда я смотрю на боль, отражающуюся в его чертах.

Дориан продолжает:

– Мама никогда не просила меня вернуться домой, не говорила, что больна. Сестры написали мне, что мама считала, будто мне лучше остаться в Бреттоне и никогда не возвращаться в Фейривэй. Все потому, что она помнила, какой тяжелой была моя жизнь до отъезда в школу. Они утверждали, будто она не говорила мне, что смертельно больна из-за большой любви ко мне. Но я не могу отделаться от мысли, что за этим кроется что-то еще.

– Что же?

– Она боялась меня. Потому что думала, что я буду таким же, как мой отец. – Дориан смеется, мрачно, без всякого веселья. – Она оказалась права. Будь она жива, точно возненавидела бы меня.

Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Я хочу спросить, почему он думает, что его мать оказалась права. Он решил, что стал таким же, как его отец из-за чувства вины? Или он умело скрывает ту тьму, что, по мнению Совета Альфы, таится в нем?

Отчаянное желание узнать ответ ползет вверх по моей груди, туго сдавливая легкие. Это не должно для меня что-то значить. Я не должна хотеть услышать его ответ.

Все предельно ясно – если Дориан выживет, умру я.

Но сказанное сегодня вечером исказило мое представление о нем. Или, возможно, это представление было искажено раньше, а теперь начинает выпрямляться и проясняться. Как бы то ни было, услышанное вызывает головокружение, увлекая меня, как бурный поток. Осознание того, что, возможно, я не смогу сделать то, что мне было велено, не захочу спасать собственную жизнь…