Поцелуй шелки

Я направляюсь в заднюю часть зала, где нахожу Подаксиса. Он в благой форме, которую теперь носит чаще, чем неблагую. Мой друг криво улыбается и следит очарованным взглядом за тем, как Надя гибко поворачивается, изгибается и раскачивается на своей лире.

С усмешкой я толкаю его локтем в бок.

Сначала вздрогнув, затем он сияет при виде меня.

– Ты вернулась! – восклицает Подаксис достаточно громко, чтобы я могла расслышать его сквозь доносящуюся со сцены музыку. Он сжимает меня в объятиях, а после отводит подальше от остальной толпы, туда, где нам будет легче говорить. – Как прошел твой визит к отцу и братьям?

– Было здорово. Они спрашивали, когда вы с Надей снова приедете.

– Скоро, – отвечает мой друг. – Она хотела еще раз отдохнуть на пляже. Как дела у твоего отца?

Мне требуется мгновение, чтобы подобрать слова. После случившегося с Нимуэ я боялась, что между нами возникнет напряженность. Было трудно не смотреть на него по-другому. Уверена, он чувствовал то же самое по отношению ко мне. Когда я впервые вернулась домой, мне показалось, что с моего последнего визита прошла целая жизнь. Я уже не была той малышкой-тюленем, не выбирающейся за пределы своей лагуны, но и не была той, сгорающей от чувства вины девочкой, которая убила первого юношу, которого поцеловала. Я многое узнала. О своих родителях. О моей магии, о моем сердце. Обо мне самой. Секреты, которые отец хранил от меня, казались стеной, которую мы мало-помалу начали разрушать. Он рассказал мне больше о своих отношениях с Нимуэ. Это была все та же история, но с его собственной точки зрения. И она подтвердила то, что я уже и так начала понимать: отношения, будь то любовные или вражеские, сложны. У всего в этом мире есть две стороны. Думаю, можно с уверенностью сказать, что мои отношения с отцом стали крепче. Он начал видеть во мне не свою драгоценную малышку, а самостоятельную женщину. Его дочь. Настоящую принцессу.

– Между нами все хорошо, – наконец говорю я, но, поколебавшись, все же добавляю: – Я также видела свою мать.

Выпучив от удивления глаза, Подаксис спрашивает:

– И?

– Это было… не ужасно, – произношу я, поморщившись. Мне понятно, что у нас с Нимуэ никогда не будет таких же отношений, как с отцом, но все же что-то изменилось. Она не упоминала о своем желании сделать меня одной из Сестер и не заявляла никаких прав на меня, как на ее подданную. В ней все еще есть пугающие или вызывающие неприязнь черты, но я заключила сделку, главным условием которой было не таить на нее зла. Попытаться ее понять. Она выполнила свою часть – спасла Дориану жизнь. Так что я полна решимости продолжать в том же духе. Если Нимуэ действительно окажется такой злой, какой я всегда ее считала, что ж, я всегда могу попытаться свергнуть ее.

Подаксис несколько раз моргает, как будто не может понять мой ответ.

– Чем вы вообще занимались вместе?

Я пожимаю плечами.

– Сидели на пляже Бершарбора и разговаривали. Она нанесла короткий и немного напряженный визит, но мне кажется, что каким-то странным, присущим только ей способом так пытается сблизиться со мной.

– Это хорошо, – оценивает мой друг, хотя я вижу, что он настроен скептически. Я его не могу его в этом винить. После всего, что она сделала, я сама не уверена, что когда-нибудь смогу доверять собственной матери. Несмотря на обещание простить ее, я никогда ничего не говорила о доверии. Ей придется его заслужить.

– Она все еще никому не рассказала о том, что случилось с Зарой?

– Имеешь в виду о том, что я убила ее любимую наемницу при помощи невыполненной сделки? – Я жду вспышки вины, но даже спустя год, когда дело касается этой фейри, я не раскаиваюсь. Трудно сказать, как это меня характеризует. – Нет, она никому не говорила и не просила меня покаяться. Взамен я держу в секрете ее причастность к крушению корабля Дориана.

– Общие секреты, – замечает Подаксис.

– Помогают обзавестись союзниками. Или врагами. Я все еще не уверена.