Двор Чудес

22
18
20
22
24
26
28
30

Мое сердце замерло при воспоминаниях о далеких, счастливых днях, пока вампирическая Инквизиция не уничтожила родных…

Сурадж постучал бронзовым дверным молоточком в форме летучей мыши. В деревянной панели с шипами открылся глазок, за которым сверкнули два подозрительных глаза:

– Кто идет?

– Именем Короля откройте! – скомандовал оруженосец, доставая из кармана пропуск, подписанный королевской рукой.

Дверь со скрипом отворилась. За ней появилась внушительных размеров монахиня гематического Факультета в длинной серой рясе, ниспадавшей до пола и в вуали того же цвета.

– Я сестра Пурпурина[25], привратница, – представилась она хрипловатым голосом.

– Наш визит носит конфиденциальный характер, – поспешил подчеркнуть Сурадж.

– Мы, смиренные слуги Тьмы, не имеем привычки сплетничать. Что вы здесь ищете?

– Хотим увидеть некоторых из ваших пациентов! – вмешалась Эленаис.

– Все просьбы о посещениях должны проходить через преподобную мать, – ответила монахиня. – Следуйте за мной.

Она закрыла дверь, заглушив внешний шум с улицы. Мы поспешили за ней через широкий двор до главного здания в форме U, увенчанного треугольной часовней с кроваво-красными витражами.

В кулуарах царила тяжелая атмосфера. Монахини-медсестры молча проходили мимо, спеша по своим делам. Одни несли корзины с перевязочным материалом для больных, другие – подносы со шприцами для забора крови у несчастных. Даже в хосписах простолюдины четвертого сословия должны платить жестокую десятину.

В гнетущей тишине за толстыми стенами с щелями иногда раздавался хриплый, острый кашель.

– Больные туберкулезом, – объяснила наш гид. – Холод межсезонья ничего хорошего не сулит их измученным бронхам…

Я вспомнила приступы безудержного кашля Поппи до того, как ее вылечил «Глоток Короля». Могу только представить, как она страдала… и как сейчас страдают другие.

Кашель больных сменился хрипами. От боли? От отчаяния?

– Не обращайте внимания на крики, – без эмоций произнесла сестра Пурпурина. – Вдоль правого крыла, где мы сейчас находимся, – душевнобольные. В большинстве своем они безопасны. Но сегодня полнолуние, а лунатики очень восприимчивы. Нам придется пустить им кровь, чтобы успокоить.

Наконец мы дошли до кабинета директрисы. Он находился в самом центре хосписа, за железной дверью не меньшей толщины, чем сокровищница Версаля, охраняемая бесчисленными замками.

Меня поразила строгая, аскетичная комната без окон, стены которой были заставлены томами с потрескавшимися переплетами. Единственная мебель – большой стол из темного дерева, на котором громоздились документы, и массивный бронзовый подсвечник.

Хозяйка кабинета поднялась со своего места, постепенно выпрямляя длинное тело. Это была женщина, столь же худая, сколь и высокая, погребенная под черной мантией, на которой поблескивала подвеска в форме летучей мыши. Очки свисали с кончика заостренного носа, отражая отблески канделябров с обеих сторон от секретера.