Двор Чудес

Сестра «Последнего Пути» замолчала, подняла фонарь, осветив лицо, покрытое тонкой сеткой морщинок.

– У бедняков нет индивидуального погребения. Их тела хоронят в братских могилах. Это своего рода древний негласный уговор с упырями – чтобы те не нападали на живых, парижские хосписы предоставляют им останки мертвых. По крайней мере, так было на протяжении веков, пока не появилась Дама Чудес.

Монахиня возобновила шаг.

– Только смертные дворяне и богатые буржуа могут позволить себе укрепленные склепы на кладбищах Парижа, защищенные от осквернения нечистью. Крипты в освященных местах предназначены для членов гематического Факультета.

Сестра Вермильона высоко подняла фонарь. Мы увидели многочисленные ниши в стене напротив комнат-холодильников: в каждой из них стоял гроб.

– Это могилы монахинь, которые на протяжении многих поколений соборовали неизлечимых.

Мы прошли мимо пустых камер перед тем, как остановиться у последней.

– Некоторых из них постигла та же участь, что и больных. Как бедную сестру Амаранту[28].

– Что вы имеете в виду? – спросила я.

– Сестра Амаранта была образцовой монахиней. Не жалела сил ни на учебу, ни на работу. – В хриплом голосе сестры «Последнего Пути» послышались горькие нотки. – Ей не было равных в организации библиотеки преподобной матери. Она проводила много времени с душевнобольными. В знак солидарности с больными никогда не покидала хоспис. – Сестра Вермильона скорбно вздохнула. – Ее чистая душа была слишком хрупкой для жестокого внешнего мира. Единственный раз покинув стены, она поплатилась жизнью. Два с половиной года назад, в июле, сестра Амаранта сопровождала повозку, которая должна была отвезти мертвых в братскую могилу у Барьер дю Трон. Видимо, сестра припозднилась, и один из упырей оцарапал ее в сумерках. Амаранту привезли сюда, в «Неизлечимые». Но слишком поздно: сестра заразилась и умерла менее чем через двадцать четыре часа.

Монахиня осторожно погладила гроб, как бы обращаясь к той, кто еще недавно жил в этих стенах.

– Довольно разговоров. Мы пришли в палату мертвых с Мон[29] Парнас.

Женщина вошла в помещение, зажгла масляную лампу на потолке. Слабый свет пролился на каменные плиты, где лежали примерно двадцать тел. Терпкий запах ароматных трав ударил в нос.

Сестры милосердия приводили в порядок порванную одежду на мертвых, укладывали их в благопристойную позу, скрещивая им руки на груди – последняя дань уважения перед великим погружением в безвестный путь братской могилы.

Мое взволнованное сердце разрывалось между злостью на монахинь, которые способствовали процветанию кровопийц, и восхищением перед их заботой, которую они оказывали изгоям общества.

В конце концов, они такие же живые люди, состоящие из парадоксов, как и все мы… Большинство из тех, кто принял постриг, несомненно, несли добро на своем скромном жизненном пути, как покойная сестра Амаранта. Они – лучи человечности и доброты в этом мире, окаменевшем от злости и Тьмы, где правили вампиры…

– Посмотрите на их кожу, – прошептала я, подходя к трупам. – Серая, некротическая, потрескавшаяся, как кора…

– Яд упырей особенно ядовит, – объяснила сестра Вермильона. – Гангрена распространяется по всему телу. Мы лишь можем облегчить предсмертные страдания с помощью белой ивы.

И вновь на меня обрушились воспоминания. Мама, опытная травница, тоже использовала белую иву для лечения пациентов… и меня от мигреней.

Я почувствовала, как к голове прилила черная желчь, несущая меланхолию и боль. Разреженный воздух подвалов вдруг стал удушливым, а запах ароматных трав – слишком резким.