Двор Ураганов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Александр… – ахнула я, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля.

Слишком поздно урезонивать вампира. Логорея[194] несла его вперед бурным потоком неразделенной любви. Гости навострили уши. Всхлипывая, виконт продолжил:

– Едва вчера вечером я узнал, что ты на борту, сердце мое перевернулось: «Бум!» Я побежал к донжону, куда тебя заперли. Ты знаешь, что Тьма одарила меня способностью преодолевать стены, даже самые крутые.

Воспоминания о нашей первой встрече на балконе поместья де Гастефриш вернулись ко мне с новой силой. Отвратительное зрелище Александра, ящером ползущего по стене тронного зала Версаля, вызвало дурноту. Я нервно огляделась. Ассамблея возбужденно перешептывалась. Фебюс застыл, словно пораженный ударом молнии, Поппи побледнела еще больше.

– Проникнуть в комнату без окон и дверей, где ты сидела взаперти, не представлялось возможным, – продолжал Александр, прерывисто дыша. – Тогда, прижавшись к стене, прильнув к ней ухом, я решил дождаться зари. Так я подслушал твой разговор с Гран-Доменом и Рейндастом и узнал о вашем плане околдовать Фебюса приворотным зельем, которое находилось в графине с белым ромом.

– О, какая прекрасная басня, только послушайте! – иронично отозвался Стерлинг, сохраняя свойственное ему хладнокровие. – Лорд повернулся к хозяину цитадели: – Капитан Фебюс, это бред отвергнутого поклонника, ничего больше.

Но Александр, обезумев, продолжал:

– В сумерках я снова вскарабкался на донжон, только в этот раз, чтобы похитить графин из спальни Бледного Фебюса. Я исхитрился вылить его содержимое тебе в кубок, Диана.

Он поставил напиток передо мной на стол.

– Пей, говорю! Если я лгу, как говорит этот «англик», эффекта не будет; но, если говорю правду, зелье подействует и ты наконец полюбишь меня.

Повисла мертвая тишина. Александр признался в краже, одновременно обвинив меня в попытке отравления. Его тактика выжженной земли[195] имела одну цель: заставить меня выпить любым способом, даже если мы оба погибнем. Не смея дышать, я вновь обвела взглядом зал. Прюданс дрожала от разочарования: упомянутое зелье могло поменять ход игры, заставить меня выйти замуж и, как она надеялась, обеспечить ее состоянием. Бледный Фебюс, напротив, все так же сидел, застыв, как будто, встретившись со смертельным взглядом Горгоны, в одночасье окаменел.

Но ум его все же был подвижен и жив, судя по желчному шипению, вырвавшемуся из бескровных губ:

– Этот кубок… Схватить немедленно!

– Верно! И заставить Диану выпить его! – не унимался Александр. – Вы увидите, что я прав.

– Согласен с де Мортанжем, – вмешался Гиацинт де Рокай, сидевший рядом с капитаном. – Заставим эту интриганку испробовать ее собственное лекарство.

Но Фебюс, кажется, колебался, все так же не двигаясь, испытывая гнев и шок одновременно.

В эту секунду двустворчатые двери банкетного зала вновь распахнулись. От неожиданности ассамблея вздрогнула. Подвески на люстре всколыхнулись. Два корсара «Невесты в трауре» стояли на пороге рядом с фигурой, одетой с головы до ног в темный бархат. На мгновение мне почудилось, что перед нами мадам М., впервые за три века покинувшая свою скалу… Но нет. Это был молодой мужчина: Рафаэль де Монтесуэно в строгом черном наряде по моде испанского двора. Руки его были связаны за спиной, толстая черная повязка на глазах скрывала половину лица, поэтому я не сразу узнала его.

Матросы, стоя в дверях, колебались, понимая, что в зале разворачивалась какая-то драма.

– Вуаля! Досадная помеха! – выругался Гиацинт. – Подождите в кулуаре.

– Напротив! Вы как раз вовремя. Проведите Монтесуэно к столу, – хлопнул Фебюс в ладоши.