Убей или умри!

22
18
20
22
24
26
28
30

Проходной балл на социологию был низким, платников мало, да и оплата самая скромная по Универу. Кому в век победившей бюрократии нужны социологи? Ладно еще, что на работу не берут, как бы скоро с такой профессией не начали отстреливать.

На эту стрёмную специальность я угодил случайно. Шел на иняз, баллы по ЕГЭ были отличными, но наш хитровыебанный ВУЗ ввел дополнительную аттестацию. Сочинение.

Абитуриенты разделились сразу на два потока. Те, чьи предки занесли в ректорат бабки сразу — попали на бюджетное отделение. Кто затормозил и поскромничал — на платное.

Я спохватился только тогда, когда моя оценка по сочинению оказались ниже чем у тех, кто прибыл из южных республик и говорил на русском через два слова на третье.

Остался выбор — социология, или юность в сапогах. Олды напряглись, взяли кредит и запихнули меня в «последний вагон» платной группы.

Я миновал холл с заботливо расчерченным от руки расписанием, прислушался к голосам с кафедр, не услышал никого знакомого и решительно зашел в деканат.

Секретарша Эллочка, полная и добрая аспирантка в очках с толстенными стеклами, глазами показала мне на стул и молча придвинула вазочку с печеньем. У декана кто–то был. Кто–то очень громкий.

«Жалость Ваша, Степан Петрович…» доносилось из двери, «…так и будете побираться…», «…нищебродов привечаете…» и даже: «…образование это атрибут привилегированного класса…».

Эллочка глянула на мою куртку и опустила глаза. На привилегированный класс я никак не тянул. Я сам чувствовал себя неуютно. Хотелось врасти в стул, и притвориться стопкой документов или кучей старых вещей.

Дверь кабинета декана распахнулась, и оттуда выскочил ректор. За всё время учебы я его видел всего два раза. На первом оргсобрании, и второй раз случайно и издалека.

Сейчас ректор уставился прямо на меня. Поблескивающие очёчки в дорогой оправе, длинный нос, подрагивающий так, словно кончик живет своей жизнью, запах дорогого одеколона обдавший нас с Эллочкой волной.

Ректор поправил очки, пробормотал «чёрт знает, что такое» себе под нос, и выкатился из деканата.

— Северьянов, ты ко мне? — выглянул через приоткрытую дверь декан.

Степан Петрович Иванцов был отличным мужиком, за что его и не любило начальство. Потертый пиджак надет на клетчатую рубашку, седые волосы торчат задорным вихром. Про таких говорят «вечный студент». В кабинете у Петровича среди папок с делами, расписаниями и отчетами стоял закопчённый походный чайник, а в углу мешками были свалены палатки. Стройотряды, туризм, «изгиб гитары желтой». Декан не был «эффективным управленцем», поэтому и сам он, и его факультет не вылезал из бедности.

— Северьянов… — декан покачал головой с укоризной, и в то же время как–то виновато, словно ему стыдно произносить такое вслух.

Всех своих студентов он не только знал в лицо, но и был в курсе всех их проблем.

— Степан Петрович, отцу зарплату задержали. Он у частника работает, им нерегулярно отдают. Мы с мамой кредит возьмем, я до конца месяца все внесу, — начал выкручиваться я, зная, что никаких денег не будет, и я только выторговываю себе отсрочку.

— Нам уже запрос из военкомата пришел, — декан покопался в горе бумажек на столе, надеясь предъявить мне этот запрос, не нашел, и только многозначительно постучал по стопке. — И что мне прикажешь отвечать?

— Что я учусь…

Внутри похолодело. Армии я не боялся. До седьмого класса даже активно готовился туда. Бегал кроссы, вертелся на турниках. Просто я ничем не хотел быть похожим на отца. Даже этим.