Подари мне семью

– Митя, а как зовут твоего папу?

Глава 13

Кира

– Первые сутки наблюдать особенно внимательно. Если появятся какие-то симптомы, головокружение, тошнота, определим Митю в стационар. Обеспечить покой, поначалу исключить гаджеты, уменьшить учебную нагрузку. Справку я выпишу, освобождение тоже…

Врач монотонно перечисляет заученные наизусть рекомендации, а я шумно выдыхаю и только сейчас понимаю – начинает отпускать. Стихает волнение, бывший еще пару минут назад серым мир обретает цвета. Паника испаряется, оставляя после себя лишь усталость.

Легкое сотрясение мозга и незначительный ушиб – это не страшно. Страшно мчаться в больницу в неизвестности и ругать всеми возможными словами тренера. За то, что сначала не уследил, а потом умудрился забыть телефон в раздевалке.

– Кира, вы все запомнили?

– Да, конечно. Спасибо большое, Евгений Романович.

– Через неделю ко мне на осмотр.

– Обязательно.

Серьезно кивнув, благодарю нашего лечащего врача и торопливо устремляюсь в конец коридора. Толкаю вперед дверь с облупившейся краской и замираю на пороге, качнувшись.

Вслушиваюсь в звонкую речь медвежонка и холодею.

– А у меня нет папы.

Предугадываю вопрос, который Никита задал Мите чуть раньше, и разве что чудом не падаю в обморок. Желудок прилипает к позвоночнику, пальцы сжимаются в кулаки, смертельная доза адреналина выпрыскивается в кровь.

Мне кажется, что Лебедев сразу раскусит секрет, который я от него утаила, пожелает мне медленно и мучительно гореть в аду и выдвинет требование забрать сына. Но секунды текут, превращаясь в тягостные минуты, и ничего не происходит.

Тень озарения не пробегает по Никитиному лицу. Бездна под моими ногами не разверзается. Молния не ударяет в макушку.

– Я воспитываю Митю сама. Родители помогают.

Отклеив успевший онеметь язык от нёба, я с трудом отдираю туфлю от пола и делаю несколько неуверенных шагов. На лодыжки будто повесили пудовые гири – идти неудобно.

Но я не сдаюсь. Преодолеваю разделяющее нас с сыном расстояние и снова заключаю его в объятья. Бережные, осторожные. Словно он хрупкий хрустальный сосуд. Наибольшая моя ценность.

– Поехали домой, мой хороший? – заглядываю в кристально-чистые глаза самого любимого человечка в моей жизни и едва уловимо вздрагиваю, натыкаясь на твердое Лебедевское.