Подари мне семью

22
18
20
22
24
26
28
30

Шарахнуть Никиту кулаком в грудь. Отвесить звонкую пощечину. Наговорить гадостей. Выплеснуть ту боль, которая плещется глубоко внутри.

В мельчайших подробностях описать, как сильно я его любила и как ненавидела. Как проклинала и как ждала, что он позвонит. Как стискивала зубы и ревела по ночам в подушку, не желая тревожить родителей. Правда, мама все равно все знала. Смотрела по утрам в мои краснющие заплаканные глаза, укоризненно качала головой и бережно заключала в свои объятья.

А потом заговаривала мне зубы, нагружала несложными домашними делами и вместе со мной отправлялась на узи. Следила за крошечным комочком, шевелящимся на экране, выслушивала советы ведущего меня врача и придумывала имена будущему внуку.

А после папа встречал нас во дворике самой обычной государственной больницы, и робко улыбался, как будто проживал вторую молодость. Запихивал мне в руки лоточек свежей пахучей клубники, которую я уничтожала в считанные минуты, и тоже крепко меня обнимал.

У меня была светлая счастливая беременность, пропитанная заботой и теплотой близких людей. Только Никиты в ней не было…

– С вас четыре тысячи восемьсот семьдесят пять рублей. Картой или наличными?

– Картой.

Грудной низкий голос Лебедева в очередной раз вторгается в мое сознание и застает врасплох. Обездвиживает на пару секунд, но именно их хватает Никите, чтобы расплатиться и вогнать меня в краску.

Мне снова неловко. Я чувствую себя обязанной. И глупой. Потому что принимаю то, что не принадлежит мне по праву.

– Я верну тебе деньги.

Заявляю твердо, усаживаясь на пассажирское сиденье, и теряюсь, когда Никита спрашивает невпопад.

– Кир, а сколько Мите лет?

Пущенная с близкого расстояния разрывная пуля раскурочивает грудную клетку и попадает прямиком в сердце. Ничем иным я не могу объяснить аномальный кровоток и бешеную пульсацию.

Жадно таскаю кислород. Считаю до десяти. Прикидываю, как выйти из патовой ситуации с минимальными потерями. Только вот медвежонок путает все карты, не позволяя достать из рукава «каре».

– Мне семь.

Откликается звонко Митя и расплывается в широкой улыбке, поймав одобрительный взгляд Никиты в зеркале заднего вида. Я же по самые уши увязаю в зыбкой трясине, захлебываюсь фантомной жижей и уже не надеюсь выплыть.

Молюсь об одном. Лишь бы Лебедев не начал выяснять отношения прямо сейчас и не обрушил на голову сына подобную бомбе информацию. Со всем остальным я справлюсь.

– Митя учится в первом классе.

Выдержав небольшую паузу, зачем-то уточняю я и отползаю на самый край кресла. Приклеиваюсь к окну и притворяюсь, что с неподдельным интересом изучаю проносящиеся мимо новостройки.

В салоне становится тесно, как будто расстояние между нами с Никитой сократилось до жалких не сантиметров – миллиметров. Воздух раскаляется, как в самой жаркой точке Эфиопии. Шокированный, организм сигнализирует: «Перегрузка».