– Здравствуй, Никит.
Справившись с хлынувшими сквозь пробоину в плотине эмоциями, высекаю сипло и отмираю, стоит Маришке выскользнуть из машины и двинуться прямиком ко мне.
– Здрасьте, тетя Кира.
– Привет, милая.
Откашлявшись, я раскрываю объятья, безотчетно треплю малышку по макушке и спешу представить ее сыну.
– Это Митя, мой сын. Митя, это Марина – племянница дяди Никиты.
– Приятно познакомиться.
Кивнув, произносит мой медвежонок и в несколько шагов перемещается к Лебедеву, пока я привыкаю к новым вводным и стараюсь не думать о том, что на моем месте должна была быть Дарья.
Это она должна была идти с Никитой по тропинке небольшого заброшенного парка. Она должна была любоваться гладью заросшего пруда и сетовать на то, что не взяла хлеб, чтобы покормить уток.
Мне же стоило забаррикадироваться в спальне, отключить телефон и не высовывать носа на улицу.
– Как прошла встреча с немцами?
– Прекрасно. Приняли наши условия, подписали контракт и улетели в свой Мюнхен.
Сообщает Никита, притормаживая рядом с облупившейся скамейкой. Прочесывает шевелюру пятерней, стаскивает очки и убирает их в нагрудный карман.
Что-то странное транслирует. Раздает трескучие разряды, от которых тело охватывает дрожь, кости плавятся, а мышцы превращаются в подтаявшее желе. Да и я сама сейчас похожу на вязкий липкий кисель.
Дышу с перебоями. Функционирую аномально. Не могу отклеить распухший язык от раскаленного нёба.
– Ты хорошо поработала. Молодец.
Зато у Лебедева и с речью, и с моторикой все в полном порядке. По крайней мере, его ладонь с легкостью взмывает вверх, и пальцы непринужденно скользят по моей щеке, пока я сражаюсь с проснувшейся гордостью.
Впитываю чужое предательское тепло и с явным сожалением прерываю контакт.
– Не надо, Никита. Не надо.
Отступаю назад. Мысленно отчитываю себя. И разворачиваюсь, убегая к детям. Только жжение между лопаток не исчезает, как бы я не увеличивала разделяющее нас с Лебедевым расстояние.