Иннокентий

— Сейчас. Собакин, живо сюда!

Руки ему в браслеты никто не заковывал, Кеша держал их по арестантской привычке сзади. Сводили в мрачный гадюшник под названием уборная. Затем прямо через решетку передали огромную кружку горячего сладкого чая. К нему полагался бутерброд с сыром.

— Ты чего там делал-то?

— Так, я говорил, патрулировал в дружине. Потом услышал крик, побежал в кусты. А там этот… маньяк, девушку тащит куда-то. Она хоть живая? — внезапно забеспокоился Иннокентий.

— Не знаю, — развел руками старлей, затем задумался. — Странно все это. Неразбериха какая-то. И почему ты его маньяком считаешь?

— Здоровый гад, рожа такая страшная, девушку на плече тащит. Перед этим ударил её, чтобы не орала. Я по-хорошему хотел разобраться, а он сразу в драку полез. И нож у него был.

— Нож, говоришь, — офицер замолчал. — У тебя синяк на лице наливается, надо холодную примочку сделать.

— И руки разбиты. Я сам кое-как залатал.

— Лять! — старлей дернулся. — Собакин, почему ему медицинскую помощь не оказали!

Видимо, дежурный офицер позвонил куда надо наверх. Следователь появился раньше начала рабочего дня. Васечкина привели в небольшой кабинет, где его ждал заспанный капитан.

— Садитесь, — указал он на стул и отпустил сержанта. — Начнем с протокола. Имя, фамилия. Отчество. Год и место рождения. Документы есть?

Иннокентий сначала замотал головой, затем внезапно вспомнил, что Нечаев ему выдал удостоверение непосредственно перед началом патрулирования. Он неуклюже полез в карман. «Есть!»

— Вот, корочки дружинника.

— Что? Какого дружинника?

Васечкин решил потроллить милицейского следака:

— Я же на дежурстве был. На танцах. Наблюдал, так сказать, за соблюдением социалистической законности.

Капитан почесал нос, поняв, что Кеша над ним издевается:

— Путаница какая-то. Ну раз здесь, то поведай нам свою версию произошедшего.

По мере рассказа следователь хмурился все больше и схватился за телефон. После коротких переговоров, он смачно выругался: