Второй удар гонга

22
18
20
22
24
26
28
30

Механик на станции обслуживания был совершенно прав. Оно не было похоже на заведение, в котором захочется поесть. Перекусить – возможно. Выпить утренний кофе. Тогда почему? Но он вдруг понял почему. Потому что это кафе – или, может быть, лучше назвать его домом, в котором приютилось кафе, – состояло из двух половин. В одной его половине стояли маленькие столики со стульями вокруг, готовые принять посетителей, которые зайдут поесть. А во второй половине разместилась лавка, где торговали фарфором. Это не был антикварный магазин. Никаких маленьких полочек со стеклянными вазами или кружками. Это была лавка, торгующая современными товарами, и на витрине, выходящей на улицу, в данный момент стояли предметы всех цветов радуги. Чайный сервиз из крупных чашек и блюдец, каждая пара другого цвета. Синие, красные, желтые, зеленые, розовые, лиловые. В самом деле, подумал мистер Саттерсуэйт, чудесный набор всевозможных расцветок. Неудивительно, что витрина бросилась ему в глаза, когда машина медленно проехала мимо в поисках вывески гаража или станции обслуживания. Возле сервиза стояла большая карточка с надписью «Чайный сервиз «Арлекин».

Конечно, именно слово «Арлекин» осталось в памяти мистера Саттерсуэйта, хотя и в самой ее глубине, поэтому он с трудом его вспомнил. Яркие цвета. Цвета Арлекина. И он подумал, удивился… У него возникла абсурдная, но волнующая мысль, что это призыв к нему. Именно к нему. Возможно, здесь сидит за едой или покупает чашки с блюдцами его старый друг, мистер Харли Кин. Сколько прошло лет с тех пор, как он в последний раз видел мистера Кина? Очень много лет. Это было в тот день, когда мистер Саттерсуэйт смотрел вслед мистеру Кину, уходящему от него по сельской улице, аллее Влюбленных, как они ее называли. Он всегда надеялся снова встретить мистера Кина – по крайней мере, раз в год вспоминал о нем. Возможно, два раза в год. Но нет, больше они не встречались…

И поэтому сегодня у него возникла чудесная, удивительная мысль, что здесь, в деревне Кингсборн-Дьюсис, он, может быть, еще раз найдет мистера Харли Кина.

– Как это глупо с моей стороны, – сказал мистер Саттерсуэйт, – ужасно глупо. Какие странные идеи появляются у человека, когда он стареет!

Ему недоставало мистера Кина. Ему недоставало того, что больше всего волновало его в поздние годы жизни. Человека, который мог появиться где угодно, и, если появлялся, это всегда означало: что-то непременно произойдет. Что-то произойдет именно с ним… Нет, это не совсем так. Не с ним, но при его участии. Вот что его возбуждало. Толчком могли стать слова, произнесенные мистером Кином. Слова. Харли Кин мог что-то показать, и у мистера Саттерсуэйта появлялись идеи. Тогда он что-то видел, что-то воображал, что-то выяснял. Он занимался тем, что было необходимо сделать. А напротив него сидел мистер Кин, и улыбкой выражал одобрение. Что-то из сказанного мистером Кином рождало поток мыслей, а сам он становился действующим лицом. Он, мистер Саттерсуэйт. Человек, у которого так много старых друзей. Среди этих друзей были герцогини, иногда епископы… в общем, очень значительные люди. Имеющие большой вес в высшем обществе. Потому что, в конце концов, мистер Саттерсуэйт всегда был снобом. Ему нравились герцогини, нравилось знакомство со старинными семьями, с семьями, которые представляли несколько поколений землевладельцев Англии. И еще его интересовали молодые люди, не обязательно из высшего общества. Молодые люди, которые попали в беду, влюбленные, несчастные, нуждающиеся в помощи. Благодаря мистеру Кину мистер Саттерсуэйт получал возможность помочь им.

А теперь он, как идиот, смотрел в окно захудалого деревенского кафе и лавки, торгующей современным фарфором, чайными сервизами и, без сомнения, жаропрочными кастрюлями…

«Все равно, – сказал себе мистер Саттерсуэйт, – я должен войти. Теперь, когда я имел глупость дойти сюда, я должен зайти, просто… ну просто на всякий случай. Наверное, ремонт машины потребует больше времени, чем они сказали. Больше десяти минут. Просто на тот случай, если внутри есть что-то интересное».

Он еще раз бросил взгляд на витрину, полную фарфора, и внезапно оценил хорошее качество изделий. Прекрасная работа. Хорошие современные изделия. Он вернулся мыслями в прошлое, вспоминая. Герцогиня Лейтская, вспомнил он. Какой она была чудесной дамой! Как была добра к своей горничной во время путешествия по бурному морю к острову Корсика! Она ухаживала за горничной, как заботливый ангел, и только на следующий день к ней вернулись манеры привередливой аристократки, которые, по-видимому, современная прислуга способна безропотно терпеть, не пытаясь восстать против такого обращения.

Мария. Да, вот как звали герцогиню. Милая старушка Мария Лейтская. А, ладно… Она умерла несколько лет назад. Но у нее был чайный сервиз «Арлекин», это он помнил. Да. Большие круглые чашки различных цветов. Черные. Желтые, красные и красно-коричневые, особенно ядовитого оттенка. Должно быть, подумал он, этот цвет герцогиня особенно любила. У нее был рокингемский чайный сервиз, преобладающим цветом которого был красно-коричневый с золотом.

«Ах, – вздохнул мистер Саттерсуэйт, – такое тогда было время… Ну, полагаю, мне лучше войти. Может быть, заказать чашку кофе или еще что-нибудь. Наверное, в него нальют очень много молока и, возможно, даже положат сахар. Но все равно, надо же как-то убить время».

Он вошел в кафе. Половина, отведенная под кафе, была практически пустой. Еще рано, предположил мистер Саттерсуэйт, люди еще не захотели выпить чаю. И в любом случае немногие в наше время пьют много чая. Только иногда пожилые люди у себя дома.

У дальнего окна сидела парочка молодых людей, да две женщины сплетничали за столом у задней стены.

– Я ей сказала, – говорила одна из них, – я сказала, что нельзя так поступать. Нет, не стану я с подобным мириться, и Генри то же самое я сказала, и он со мной согласился.

В голове мистера Саттерсуэйта промелькнула мысль, что у Генри, должно быть, довольно трудная жизнь, и, несомненно, он всегда считает разумным соглашаться, что бы ему ни предлагали. Совершенно непривлекательная женщина с совершенно непривлекательной подругой. Мистер Саттерсуэйт переключил свое внимание на другую половину помещения, бормоча: «Могу я просто оглядеться?»

Там хозяйничала очень приятная женщина, и она сказала:

– О да, сэр. У нас в настоящее время хороший выбор товаров.

Мистер Саттерсуэйт посмотрел разноцветные чашки, взял в руки одну или две из них, осмотрел молочник, взял фарфоровую зебру и задумался над ней. Внимательно изучил несколько пепельниц с довольно приятным рисунком. Затем услышал звук отодвигаемых стульев. Повернув голову, отметил, что те пожилые женщины, всё еще обсуждая прежние неприятности, расплатились по счету и собираются покинуть кафе. Когда они вышли, появился высокий мужчина в темном костюме и сел за тот столик, который они только что освободили. Он сидел спиной к мистеру Саттерсуэйту, и тот подумал, что со спины он выглядит неплохо. Худой, сильный, с хорошо развитыми мускулами, но довольно мрачный и зловещий, потому что в помещении очень мало света. Мистер Саттерсуэйт снова перевел взгляд на пепельницы. «Может, купить одну, чтобы не разочаровывать владелицу магазина», – подумал он. И как только он так подумал, неожиданно выглянуло солнце.

Мистер Саттерсуэйт не понимал до этого, что магазин казался темным из-за отсутствия солнечного света. Должно быть, солнце скрылось за облаком на некоторое время. Облака набежали, как он вспомнил, примерно в то время, когда они приехали на станцию обслуживания. Но сейчас все вдруг озарила внезапная вспышка солнечного света. Заиграли яркие краски на фарфоре, и засиял цветной витраж окна, который, как подумал мистер Саттерсуэйт, сохранился от старого викторианского дома. Лучи солнца проникли в окна и залили унылое кафе. Каким-то странным образом они осветили спину сидящего в кафе мужчины. Мрачный, темный силуэт теперь превратился в разноцветную гирлянду. Красно-сине-желтую. И мистер Саттерсуэйт вдруг понял, что смотрит именно на того, кого надеялся здесь найти. Интуиция его не подвела. Он знал, кто именно только вошел и сел за столик. Он был так в этом уверен, что ему не нужно было ждать, пока тот сможет увидеть его лицо. Мистер Саттерсуэйт повернулся спиной к фарфору, вернулся в кафе, обогнул стол и сел напротив человека, который только что вошел в кафе.

– Мистер Кин, – сказал он. – Я почему-то знал, что это будете вы.

Мистер Кин улыбнулся.