— По делу, Платон Сергеевич. Надумал я сходить в гости к Травину. Он меня с полгода назад зазывал, да я тогда решил не ходить. Опасаюсь я этого человека. Сами знаете, поди: темные истории вокруг него ходят, с бабкой моей опять же не все ясно.
— Разумно, разумно, — подтвердил полицейский инспектор. — А нынче отчего ж собрались?
— Возникли новые обстоятельства. Помните, я вам отдавал на анализ колье с гранатами?
— Помню, как не помнить.
— Так вот: собрал я полный комплект украшений. Честное слово, счастливый случай помог. Кому рассказать — не поверят. В наборе перстня недоставало, так мне его невеста в счет приданого принесла.
— И впрямь случай! — восхитился Боголюбов. — А Травины тут причем?
— В футляре от колье нашлась записка, писанная рукой прабабушки. Нашел её Альфред Карлович Шнидт, взявшись почистить украшения. И в этой записке указывалось, что матушке оставлено было небольшое наследство. Доступ к нему находится в музыкальной шкатулке, которая некогда принадлежала Варваре Николаевне Тенишевой. Шкатулка эта осталась у Травиных.
— Понятно. А что ж вы раньше не навестили дом своего деда? — полюбопытствовал Боголюбов.
— Не было в том потребности. В записке указано, что ключом к наследству является перстень, а как раз он-то и отсутствовал. Нынче же, поскольку перстень найден, возник повод к визиту.
— Вот теперь все понятно и логично, — кивнул Боголюбов. — И вы, конечно, хотите пригласить меня составить вам компанию.
— Вы очень проницательны, Платон Сергеевич.
Боголюбов остро взглянул на меня:
— Я непременно отправлюсь с вами. Более того, я возьму с собой еще несколько приставов. Давно пора навестить этот шалман, а вы даете мне для этого прекрасный повод.
В этих словах я ощутил небольшой намек и поспешил уточнить:
— Вы что-то узнали в отношении моих дел?
— И да, и нет. Мы, конечно, ведем расследование, но результатов до недавнего времени было исчезающе мало. Однако сейчас появился новый след, и след этот ведет напрямую к Травину. Насколько он верен, еще предстоит выяснить. Этим я и собираюсь заняться.
У меня возникло странное противоречивое чувство: согласие Боголюбова добавило мне уверенности в успехе мероприятия, а замечание о возможном источнике моих проблем, напротив, прибавило опасений. Но в любом случае отказываться от своих планов я не собирался.
В «Эмилию» вполне свободнопоместились и мы с Боголюбовым, и трое крепких полицейских. На улице сеял мелкий весенний дождь, порою задувал ветер, и тёплая закрытая кабина мобиля была сейчас очень уместна. Несмотря на раскисшую дорогу, ехали мы довольно бодро, и добрались до поместья Травиных менее, чем за час.
Местность выглядела пустынной и необжитой. Если кто и был в окрестностях, то он умело скрывался. У ворот внешне запущенной усадьбы полицейские вышли, а мы проехали по подъездной дорожке дальше к парадному крыльцу особняка.
Нас встретил слуга, больше похожий на бандита, и проводил в кабинет к хозяину. Шли мы небыстро, и я вовсю крутил головой, разглядывая интерьеры. Запустение касалось не только фасада здания, но и его внутреннего убранства. Подобным образом еще не так давно выглядел особняк Тенишевых. В одном из переходов я случайно заметил того самого наглого пижона с тросточкой, что пытался угрожать мне в Орле. Я дернулся было к Боголюбову, пытаясь обратить его внимание на эту морду, но не успел: пижон скрылся за портьерой.