— А как же шкатулка? — вдруг спросила Лиза.
— Какая шкатулка? — не сразу понял я.
— Ну как же? Музыкальная шкатулка твоей бабушки. Ты ведь ради неё к Травину поехал! Я её привезла. Мы с Альфредом Карловичем уж смотрели-смотрели, так ничего и не нашли, а ломать не хотели.
Шнидт в подтверждение этих слов усиленно закивал головой.
— Владимир Антонович, — произнес он своим скрипучим голосом. — В процессе тщательного осмотра шкатулки я нашел небольшую прорезь, куда мог бы быть вставлен перстень, но тот, что из Варенькиного гарнитура, совершенно точно не подходит.
Я задумался. В записке шла речь о перстне. Но, может, мы что-то упустили?
— Альфред Карлович, скажите, а та записка, она у вас при себе?
— Разумеется.
Шнидт бережно вынул из бумажника пожелтевший листок и подал мне. Я внимательно перечитал весь текст. В записке ясно говорилось о том, что ключом является перстень. Но о том, что это будет именно перстень из набора, не говорилось ни слова. А какой перстень был у матушки при себе? Конечно, родовой перстень Тенишевых!
— Альфред Карлович, а где находится та самая прорезь? — спросил я.
— Я знаю, я покажу!
Лиза вскочила со стула и подбежала ко мне, держа в руках шкатулку.
— Вот, смотри!
Под крышкой и впрямь была узкая щель, как раз для ободка перстня. Я снял с пальца фамильный перстень, осторожно вставил его в щель, пошевелил, слегка нажал. Внутри шкатулки щелкнуло, и в боковой стенке откинулась узкая планка, под которой лежал небольшой ключ. Примерно такой же был у Степана, ныне покойного, и открывал он банковскую ячейку.
Глаза Лизы тут же загорелись любопытством. Все-таки, при всем своем уме и рассудительности, она еще во многом ребенок.
— Платон Сергеевич, — поглядел я на Боголюбова, — вы ведь поможете Елизавете Петровне добыть наследство её свекрови?
— Разумеется.
Представление окончилось. Публика стала подниматься с мест, но была остановлена вопросом госпожи Клейст:
— Папа, а как ты так ловко узнал обо всем?
Боголюбов ничуть не смутился: