Я пробежал статью по диагонали. Некий неизвестный автор, не обвиняя впрямую, подводил читателя к мысли, что авария подстроена нами ради выигрыша в гонке. Чушь несусветная, аргументов никаких, одни голословные декларации. Но ведь обыватели поверят! Как говорил — или еще скажет — доктор Геббельс, чем чудовищней ложь, тем скорее в нее поверят. Потом, конечно, ложечки найдутся, а осадок останется: то ли он украл, то ли у него украли. И ведь наверняка таких статеек тиснуто множество, и в самых разных газетах. И тот, кто эти статейки писал и размещал, наверняка в курсе самого факта засады. А поскольку в моем кругу эта информация имеется только у троих — меня, Клейста и Боголюбова, то найти автора — это означает, практически, найти как стрелка, так и того, кто приказал стрелять. Впрочем, это разговор на вечер, для Боголюбова.
После такого мне резко стало не до фуршета. Клейст и вовсе почти что выбежал из зала. Как бы чего не сотворил сгоряча. Потом будет сложнее доказывать свою непричастность. Но просто так пройти мимо улыбающейся физиономии Вернезьева я не смог.
— Радуетесь, баронет?
— Конечно, господин Стриженов. Поражение соперника — всегда радость.
— Этот пасквиль, — я кивнул в сторону столика с газетами, — ваших рук дело? Можете не отвечать, догадаться нетрудно. Но — мелко. Сперва нагадить себе в карман, а после обвинять в этом других — мелко.
— Что вы имеете в виду?
Вернезьев талантливо изобразил оскорбленную невинность.
— Как что? Разве не вы пытались испортить мой мобиль, задержать меня всеми силами в Скопине? Не делайте такое лицо, мне доказательства не нужны, достаточно того, что я это знаю. Вы пытались меня задержать, а потом, когда не удалось, посадили в засаду стрелка. Только вот в итоге подстрелили собственный мобиль и угробили собственного механика. Ваше счастье, что Анастасия Платоновна не очень сильно пострадала, а то бы ее отец уже вышиб вам мозги из служебного револьвера.
— Засада? Стрелок?
Я не большой физиономист, но мне показалось, что сейчас Вернезьев не играл.
— А что, вы не удосужились разобраться с причиной аварии? Ну так я вам расскажу. Стрелок пробил пулей котел перед самым поворотом, и госпожа Боголюбова просто не видела, куда нужно править. И сил быстро затормозить у нее не хватило. Вот только стрелять он должен был в меня. Как же вы так промахнулись, господин Вернезьев? Ай-ай-ай!
Лицо баронета закаменело, он не глядя поставил бокал с шампанским на ближайший стол и быстрыми шагами вылетел наружу.
Когда я вышел на улицу, то увидел лишь удаляющийся мобиль Вернезьева.
— Куда это он? — Спросил меня Клейст.
— На разборки, Николай Генрихович. Помните, мы с вами говорили о том, что инцидент в Скопине и засада — это работа разных группировок?
— Помню, конечно.
— Вот я и попытался их друг с другом стравить. Может, это и глупо, но я надеюсь, что в итоге один хищник загрызет другого. А если повезет, они прикончат друг друга.
Эта новость чуть подняла настроение Клейста, но ехать к Боголюбовым он, тем не менее, отказался.
— Вы сами знаете, Владимир Антонович, сколько у нас незаконченных заказов. А поскольку приза мы не получили, деньги придется зарабатывать классическим, так сказать, способом. Езжайте — вы обещали. А я тут, с детьми останусь. И то правда — здесь как-то душевнее.
Что душевнее, это и я знаю. Может, и нет разносолов, заливной осетрины и перепелов с ананасами, но все настолько от души, что не ответить взаимностью просто невозможно. Вот и вчера, едва мы подкатили к воротам, как тут же Мишка — явно дожидался — их отворил. Осталось лишь закатиться в сарай. И баня истоплена, и самовар поспел, и на столе пусть и простая еда, но все вкусное, сытное, с пылу — с жару. Видно: ждали, готовились, как бы не с самого утра. А без нас — скучали. И вот такая искренняя, от самого сердца, забота для меня гораздо ценнее всех балов и приемов. Но — действительно, обещал. И потому Клейст будет лечить душу в доме, где его любят и уважают безо всяких условий, а я поеду обедать туда, где меня принимают за мой статус и ради моего знакомства со взбалмошной дочкой в надежде, что со мной рядом она образумится и вернется к принятым в обществе традициям своего пола. Ну или, по крайней мере, эти проблемы станут головной болью не родителей, а лично моей.