— Спасибо, Платон Сергеевич.
— Скажите…
Инспектор сильно нервничал, отчего речь его, обыкновенно гладкая и связная, стала отрывочной и сбивчивой.
— Это правда, что мобиль товарищества «Скорость» попал в аварию?
— Увы, да.
Боголюбов побледнел еще сильнее, стиснул правой рукой ворот сюртука и всем телом подался ко мне:
— А Настенька? Что с ней? Она жива?
— Как сказал господин Кацнельсон, ничего непоправимого не произошло. С его слов, у девушки сильное сотрясение, сломано два ребра, но внутренние органы не пострадали. Руки-ноги целы, а полтора-два десятка синяков можно не считать. Думаю, не более, чем через два часа ее доставят санитарным фургоном в городскую больницу под присмотр врачей.
— Ну, слава богу!
Платон Сергеевич вымученно улыбнулся.
— Владимир Антонович, — он прекратил терзать свой ворот и ухватил меня за рукав кожанки. — Не могли бы вы сейчас проехать ко мне и рассказать обо всем Верочке? Она вот уж четыре дня как места себе не находит. А тут еще и такие известия!
— Увы, — помотал я головой. — Мне надо хотя бы слегка привести себя в порядок. Поглядите сами, в каком виде мы с Николаем Генриховичем. На нас, кажется, собрана вся пыль, какая нашлась от Воронежа до Тамбова. Но, думаю, пока что Вере Арсеньевне будет довольно свидетельства доктора Кацнельсона. А позже, например, завтра, я готов нанести вам визит и подробно обо всем рассказать.
— Хорошо, — покладисто кивнул Боголюбов. — В таком случае, мы будем ждать вас завтра к шести. И вас, господин Клейст, тоже.
Инспектор собрался было уходить, но я его остановил:
— Платон Сергеевич!
— Да-да?
— Вот.
Я протянул на ладони пулю, найденную Клейстом. Спрашивать, что это такое, Боголюбов не стал, понял с одного взгляда.
— При чем здесь это? Или…
Взгляд полицейского мгновенно стал жестким, даже несколько хищным.