Бахир Сурайя

Бахир Сурайя была самой разрушительной, самой опасной из сезонных бурь. Пока она властвовала над пустыней, рыбаки не выходили в море, все корабли прятались под защитными плетениями столичной гавани, а караваны не рисковали ходить дальше пары-тройки дневных переходов, придерживаясь сети троп и укрытий. Буря налетала внезапно, опускалась смертоносным охряным облаком; ветер бывал так силен, что менял очертания барханов и иссекал песком саманные жилища в оазисах, — но он же и уносил Бахир Сурайю прочь, к водным просторам, и океанские волны поглощали ее.

Песчаная буря не могла стоять на месте. Иначе бы это уже была не песчаная буря.

- Что-то держит Бахир Сурайю над нами, — все-таки снизошел до объяснений Камаль. — Кто-то держит ее над нами и не дает распасться. Зияд-ага — всего лишь купец, как и все, кто сопровождает его; о рабах и вовсе говорить нечего, с тем же успехом можно подозревать в опасной лжи верблюдов. Я прогневил свою царицу, но даже она не стала бы насылать бурю на весь караван, лишь бы расквитаться с обидчиком. А вот ты, посланница тайфы… я поклялся защищать тебя до последней капли крови, и никто из этих людей не посмеет тебя и пальцем тронуть, даже когда они начнут умирать от духоты и жажды и поймут, из-за кого оказались в ловушке. Но что ты будешь делать, когда и я погибну? О чем ты умолчала, Аиза? Кто мой настоящий противник?

Я нервно сглотнула и огляделась. Караванщики пока еще сидели возле своих вьюков, обмениваясь бурдюками и мисками, но разговоры становились все обрывистей и громче, и кое-то уже порой косился на молоха — настороженно и недобро.

Кажется, у самого автора «черного забвения» не было никаких проблем с тем, чтобы обойти собственную защиту от поисковых заклинаний, которую накладывали на незаконных рабов.

А еще это значило, что, раз уж Нисаль-ага нашел меня, то и наши с Рашедом планы на помощь арсанийцев едва ли долго будут для него тайной.

Глава 10.1. Якорь

Поспешность приводит к раскаянию, а осторожность — к благополучию.

арабская пословица

Людям свойственно впадать в панику в критических ситуациях. Паника придает сил, и испуганный человек способен бежать куда быстрее и дольше, чем сам предполагает, и это спасло не одну жизнь.

Проблемы обычно начинаются, когда ситуация критическая, а бежать некуда.

Караванщики заметно переживали из-за непредвиденной задержки взаперти, и, что хуже, их нервозность передавалась и животным — а ничто не способно так отравить ожидание в замкнутом пространстве, как испуганный верблюд. А если он ещё и не один…

Я сглотнула вязкую от страха слюну и зажмурилась.

Рассказать Камалю правдивую историю тайфы — все равно что подписать Рашеду и Руа смертный приговор. Кочевник, вероятно, найдет способ справиться с чарами придворного мага, но едва ли оставит без внимания оборотней в сердце столицы.

Но промолчать — все равно что подписать смертный приговор и себе, и каравану. А на лжи слишком легко попасться: не настолько я искусна в словесных играх, чтобы нигде не оступиться. Значит, мне оставалось разве что снова прибегнуть к недомолвкам и молиться, чтобы на этот раз этого оказалось достаточно.

Камаль сидел на краю одеяла, собранный и напряжённый, словно уже готовился драться со всем белым светом. Я медленно выдохнула и опустила взгляд, потому что вид перекатывающихся под тканью мышц спины отнюдь не способствовал должной концентрации.

- Мой господин и повелитель отправил меня с подарками к Свободному племени, чтобы заручиться их поддержкой в борьбе со своим соперником, — аккуратно сформировала я. — Власти тайфы угрожает его придворный маг. Пока силы и влияния тайфы достаточно, чтобы держать Нисаля-агу в узде, но не чтобы избавиться от него. Должно быть, придворный маг прознал, что я отправилась за союзниками, и он пытается помешать.

- Он уже помешал, — мрачно заметил Камаль, не оборачиваясь. — Похоже, он сильнее тайфы и заслуживает его титула.

А вот Бахита волновали отнюдь не традиции наследования власти в пустыне.

- Значит, все, что ты наобещала, мы получим только в том случае, если нынешний тайфа удержит позиции? — расчетливо поинтересовался раб и, в задумчивости коснувшись ошейника, весь скривился: воспаленная кожа категорически не одобряла излишних движений.