Кажется, это предложение тоже не вызвало у Бахита особого энтузиазма, но я уже демонстративно прикрыла глаза и отвернулась — манера Камаля обрывать неугодные разговоры была воистину заразной.
Глава 8.2
Только вот подходила разве что самому Камалю. Всё-таки, как ни крути, ничто так не способствует вежливости и пониманию, как нехилый риск получить по шее.
Бахит не стал тормошить меня, чтобы закончить разговор. Я устроилась поудобнее и опрометчиво задремала — а проснулась от того, что раб посчитал момент вполне удачным, чтобы пошариться по моим тюкам.
Если в его пользу говорило то, что он никак не мог знать о моем чутком сне, то с чего я так расслабилась и уверилась в честности и искренности окружающих людей, было совершенно непонятно. Хорошо ещё, что все свитки с новым плетением хранились у меня в тюрбане, и добыть их можно было, разве что открутив мне голову.
Бахит как раз добрался до ножен с мечом. Ему хватило ума не вынимать клинок — пока раб возится с вещами госпожи, он едва ли привлечет внимание, в отличие от раба вооруженного, — но рукоять невольник рассматривал с нескрываемым интересом.
- Знаешь, — задумчиво сказала я, стараясь ничем не выдать испуганный холодок в низу живота, — я полагала, что ты хочешь свободы. Если ты всё-таки ищешь смерти от плетей надсмотрщика, мы можем не терять столько времени и нервов.
Бахит высунулся из тюка и втянул голову в плечи, потупив взгляд. Но это было чем угодно, кроме проявления покорности, потому что вместо оправданий и извинений я услышала только:
- Заклинание выглядит знакомо, ас-сайида Мади. Кто сплел его тебе?
Я внезапно прониклась таким сочувствием к Рашеду, что в горле запершило. С одной стороны, непокорного раба следовало высечь: его своеволие было опасно тем, что в моем авторитете начинал сомневаться не только Бахит, но и все, кто стал невольным свидетелем всей сцены, а последнее, что нужно одинокой женщине в караване, — это чтобы кто-то посчитал ее нерешительной и беззащитной. С другой стороны, я была бы недальновидной дурой, если бы не насторожилась и не попыталась вытянуть из него как можно больше об этом плетении: оно было создано тем же магом и по тому же принципу, что и "чёрное забвение", и кто-то посторонний едва ли мог посчитать заклинание знакомым.
Только вот высеченный раб — это раб стенающий и запуганный, а не сотрудничающий к обоюдному удовлетворению.
- Откуда ты знаешь это заклинание? — вздохнула я и тут же хихикнула, вдруг услышав в вопросе знакомые горестные нотки.
Бахит, к счастью, о странностях хозяйки если и задумывался, то в совершенно другом контексте.
- Похожую связку читал со свитка работорговец, который настиг меня в пустыне, после того, как я бежал из стойбища, — медленно произнес он и нахмурился, что-то обдумывая, но я так и не дала ему всецело предаться этому, несомненно, крайне полезному делу.
- Тебя тоже заклинали «черным забвением»?! — ахнула я и смущённо прикрыла рот рукой, когда потревоженные вскриком люди недовольно заворочались во сне. — Но как ты тогда вспомнил свое имя? — понизив голос, спросила я и жестом велела ему сесть рядом.
- «Тоже»? — переспросил Бахит и недоверчиво сощурился, не спеша садиться.
- Я всё-таки велю тебя выпороть, — безнадежно пообещала я скорее ради собственного душевного равновесия, нежели в качестве средства убеждения. — Я тоже попадала под «чёрное забвение». Но я — «зеркало», и на меня заклинание не подействовало. А вот ты — маг, и, судя по твоему бедственному положению, попал под чары в полной мере. Как вышло, что ты вспомнил? Ты знал контрзаклинание?
Он настороженно молчал, и я обречённо потерла ладонями лицо.