Адри кормила собак. Машин со спиртным в багажнике сегодня не было. И охотники не являлись пить кофе. Адри сама не знала почему: то ли не хотят, то ли не решаются. В этих краях никогда не разберешь, хотел человек что-то сказать, но решил промолчать или молчит потому, что не знает, что сказать.
Адри позвонила своей подруге, Жанетт, – та еще сидела в школе, проверяла упражнения и сочинения. В детстве бывало наоборот: Жанетт всегда звонила Адри с вопросом: «Давай поиграем?» Но теперь спросила Адри:
– Может, приедешь на тренировку?
Жанетт приехала сразу. Они поднимали штангу и лупили мешки с песком до тех пор, пока руки не перестали подниматься. Жанетт не обещала Адри, что все будет хорошо: у Жанетт не было младшего брата, и она не знала, уместен ли тут оптимизм. Но она оставалась в «спортзале» с Адри столько, сколько подруге хотелось. Ни машин, ни охотников на пустой дороге все еще не было, и Жанетт подумала, что это, наверное, тоже неплохо. Потому что по глазам Адри она видела: кто явится сюда и скажет что-нибудь не то о ее брате, того отсюда унесут.
Теему стоял возле «Шкуры», окно на втором этаже все еще было открыто. До Теему донесся неторопливый голос Рамоны:
– Говорят, Лео Андерсону вы повесили в школьный шкафчик черную куртку. А отцу Лео вы подкинули пулю. Где логика?
Голос Теему прозвучал уверенно, потому что у них с братом общая была только мать:
– А что, если мы знаем, что люди не всегда оказываются такими же сволочами, как их отцы?
Отговорка. Рамона затушила сигарету о подоконник.
– Если пулю и правда подбросил ты, то я даже не знаю, что о тебе думать…
Теему перебил ее; так – виновато, пристыженно – он не говорил больше ни с кем:
– Это не я. Но я не могу уследить за всеми…
Рамона перебила его; так – с такой любовью в голосе – она не говорила больше ни с кем:
– Не пудри мне мозги! За всеми ты, может, и не уследишь, но ты отлично знаешь: НИКТО из твоих ребят не пойдет против твоего слова!
– Я… – начал было Теему, но Рамона не дала ему продолжить.
– Мы с тобой не судим друг друга, Теему. И никогда не судили. Но за поступки спрашивают только с детей, а с нас, взрослых, – еще и за последствия того, что мы сделали или не сделали. Ты вожак. Люди тебя слушают. И если ты не отвечаешь за собственный хвост, то ты всего лишь чудовище.
Мира не сказала про пулю ни Петеру, ни детям, вообще никому. Но когда она вернулась домой, соседи, ветхая старушка и еще более ветхий старичок, оба в зеленых футболках, сидели, устроившись на облезлых складных стульях, у гаражной дорожки. Дверь в их дом была открыта, в прихожей горел свет, и Мира увидела прислоненное к стене ружье. Дед был старый и медлительный, ружье – вряд ли заряжено, но это неважно. Старушка кивнула Мире:
– Иди поспи, Мира. А мы пока тут посидим, поглядим на машины.
– Говорят, по городу в последнее время ездят фургоны, которые развозят не заказанные вещи по неправильным адресам. Но в наш квартал эти фургоны больше не приедут.
Короткие слова. Маленький жест. Этого довольно, чтобы дать понять: мы тоже здесь живем. С нами не забалуешь.