– Хочешь, пойдем пройдемся?
– Ты же на хоккей собралась?
– Я лучше погуляю с тобой.
И они пошли пройтись. Пока два города стекались на хоккейный матч, отец с дочерью гуляли в лесу, который всегда был их лесом. Она, он и деревья. Семья.
Бубу ехал на велосипеде через весь Бьорнстад с невидимым каменным рюкзаком за спиной. Он опоздал на сбор команды, никто не обратил на это внимания; Цаккель, кажется, вообще едва его заметила. В автобусе по дороге в Хед Амат сидел рядом с Бубу, не зная, что сказать. Все молчали.
Парковка перед ледовым дворцом Хеда оказалась уже забита, успели выстроиться длинные очереди, хотя времени до начала игры еще хватало. Трибуны будут переполнены, оба города гудели, как два пчелиных улья, ненависть все нарастала. Быть войне. В автобусе все молчали. Каждый из хоккеистов сражался с собственными демонами.
Команда выгрузилась из автобуса, прошла по коридорам ледового дворца и закрылась в раздевалке. Один из старших игроков поднялся и приблизился к Бубу, держа в руках моток хоккейной ленты.
– Как звали твою маму? – спросил он.
Бубу удивленно посмотрел на него. С трудом сглотнул.
– Маму?.. Ан… Анн-Катрин. Зовут… ее звали… Анн-Катрин.
– Ан или Анн? – уточнил старший.
– Анн, – еле слышно сказал Бубу.
Старшак написал на куске скотча «Анн-Катрин». Прилепил Бубу на рукав. Потом проделал то же еще с одним клочком скотча, прилепил на свой рукав. При полном молчании моток ленты обошел всю раздевалку. Имя матери Бубу появилось на каждом рукаве.
Амат ступил на лед, как на борт вражеского корабля. За свою хоккейную жизнь он выходил так тысячу раз. Заскользил круг за кругом, чтобы разогреться. Обычно он ничего не слышал, просто выходил на лед, сколько бы публики ни было на трибунах. Вокруг стоял только глухой шум, Амат уходил в зону сосредоточенности, и ему становилось неважно, кто сидит за плексигласом. Но сегодня все было иначе. Общий гул пошел трещинами. Его имя. Кто-то где-то скандировал его имя. Все громче и громче. Снова и снова. Наконец Амат поднял глаза. Раздался восторженный рев.
В углу, на самом верху, подпрыгивала, стоя на креслах, орава балбесов. Они пришли не болеть за команду – они пришли поддержать одного-единственного игрока. Потому что он – из Низины. Балбесы распевали самое простое, самое прекрасное, самое важное для него:
«А-МАТ! ОДИН ИЗ НАС! А-МАТ! ОДИН ИЗ НАС! А-А-А-МАТ! ОДИН ИЗ НАС!»
Фатима вошла в ледовый дворец Хеда одна, но с двумя билетами. Она села, и рядом с ней было пустое кресло Анн-Катрин. Когда Амат вышел на лед, Фатима вскочила и восторженно завопила, а когда вышел Бубу, она завопила вдвое громче. Она будет ходить на все матчи Бубу, на все матчи, в которых играют его сестры. И куда бы ни завела их жизнь, на трибуне всегда окажется чокнутая тетка, которая будет восторженно вопить за двоих.
Почему мы так любим командный спорт? Почему так рвемся стать частью группы? Для некоторых ответ прост: команда – это семья. Кому-то нужна еще одна семья, а у кого-то нет другой семьи, кроме команды.
В детстве Видар Ринниус обожал играть в хоккей, как многие другие дети. Но, в отличие от многих других детей, трибуну он любил еще больше. И обещал себе, что, когда подрастет, настанет день, когда он не променяет стоячие места на лед. Как-то он сказал это Теему; тот улыбнулся и ответил: «Это наш клуб, не забывай. Когда игроки поменяют клуб, когда спортивные директора и тренеры свалят туда, где больше платят, когда спонсоры передумают платить, а политики продадутся – мы останемся. Только скандировать станем громче. Потому что этот клуб никогда не был их клубом. Это наш, и только наш клуб».
Сегодня Видар сел в автобус, который вез команду в Хед. Снаряжение уже ждало в раздевалке, но самого Видара в раздевалке не было. Он надел черную куртку, поднялся на трибуну, встал рядом с братом и закричал: «МЫ МЕДВЕДИ! МЫ МЕДВЕДИ! МЫ МЕДВЕДИ ИЗ БЬОРНСТАДА!»
ebooksa