– Нет. Капитаном его сделаете вы. Потому что у вас хорошо получается общаться с людьми.
Она протянула ему еще одну бумажку. На ней значилось «Видар». Едва взглянув в бумажку, Петер завопил:
– НИ ЗА ЧТО В ЖИЗНИ!
– Так вы знаете Видара?
– Знаю ли я Видара?! Да он… он…
Петера затрясло так, что он обернулся вокруг своей оси, словно взбесившийся кухонный таймер. В дверях показался Суне с чашкой кофе в руках. Цаккель от кофе отказалась, но чашку все же схватила. Суне ухмыльнулся, заглянув в бумажку.
– Видар? Ах, он. Он не сможет играть в твоей команде. В силу… географических обстоятельств.
В ответ Цаккель сообщила – деловито и без тени самодовольства:
– Мне гарантировали, что его в скором времени выпустят.
– Из стационара? Как это? – прохрипел Суне.
Цаккель не произнесла «Ричард Тео». Она сказала просто:
– Это не моя проблема. Моя проблема – найти вратаря, а он, кажется, лучший вратарь во всем Бьорнстаде.
От злости Петер обхватил себя руками.
– Видар УГОЛОВНИК! И… и… ПСИХОПАТ! Он НЕ БУДЕТ играть в моей команде!
Цаккель пожала плечами:
– Это не ваша команда. Это моя команда. Вы спрашивали, чего я «хочу»? Я хочу победить. А чтобы победить, нужны не только перестарки из основной команды, с которыми никто не хочет связываться. Вы должны дать мне кое-что еще.
– Что? – буркнул Петер, безутешно привалившись к стене дома.
Цаккель выпустила изо рта целый клуб дыма.
– Разбойничью шайку.
В «Шкуру» вошел Теему Ринниус. Рамона оперлась на барную стойку, нежно погладила его по щеке. Теему принес два пакета с продуктами, большую половину одного из них занимали сигареты. Когда Хольгер покинул ее, Рамона перестала выходить из дому, и Теему никогда не осуждал ее за это – только следил, чтобы она ни в чем не нуждалась. А она редко осуждала его образ жизни. Мораль не мораль – оба знали, что большинство людей не рассчитывают тут на большее, чем как-нибудь дотянуть до завтра. Как говаривала Рамона, «каждому своего дерьма хватает».