Мы против вас

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда человек тебе небезразличен, это тяжело. Эмпатия вообще штука нелегкая. Она требует от нас всякий раз принимать тот факт, что у других людей есть собственная жизнь. А когда на нас одновременно наваливается слишком много всего, мы не можем нажать кнопку «пауза», но ведь и у других такой кнопки тоже нет.

После урока школьники, как обычно, беспорядочной толпой повалили из класса, словно он загорелся. Как бы случайно Беньи оказался последним – искусство, дававшееся ему без малейшего усилия. Учитель взмок от волнения, воротник синей рубашки поло пошел пятнами.

– Я н-не знал, что ты школьник, Беньямин. Если бы знал… Я думал, ты старше. Это была о-ошибка! Я могу лишиться работы, не надо нам было… я же никогда… ты просто… просто…

Беньи приблизился к нему. Руки у учителя дрожали.

– Просто ошибка. Я был просто ошибкой, – докончил Беньи.

Учитель тревожно кивнул, закрыв глаза. Беньи долго смотрел на его губы. Когда учитель открыл глаза, Беньи уже исчез.

* * *

Из школы Бубу, как всегда, направился прямо домой. Он забросил рюкзак в комнату, переоделся и пошел в мастерскую, помогать отцу. Как всегда. Но сегодня за часами следил не он, а Хряк.

– Хватит, Бубу. Давай собирайся! – призвал отец.

Бубу с облегчением кивнул и быстро вылез из комбинезона. И этот уже мал, отметил Хряк. Когда Бубу принес спортивный баул, Хряк долго медлил, прежде чем что-то сказать – может, чтобы не выказать переполнявшей его надежды. Отцовские надежды могут легко задавить сыновей. Но Хряк все же сказал:

– Нервничаешь?

Глупый вопрос. Бубу нервничал, как длиннохвостый кот между двумя креслами-качалками. Это его первая тренировка со взрослой командой, ему ведь уже восемнадцать; со взрослыми хоккей разговаривает на другом языке, чем с детьми. Сын помотал головой, но глаза словно кивнули. Отец широко улыбнулся.

– Не высовывайся и не разевай варежку. Выложись по полной. И надень кроссовки, которые не любишь.

Бубу раскрыл рот и издал звук, которым с детства выражал недоумение:

– Э-э-э?

– Старшаки из основной команды, пока ты будешь в душе, напустят тебе в обувь пены для бритья. Поначалу они устроят тебе адок, придется перетерпеть. Помни: это знак, что тебя заметили. Дергаться надо, если они НЕ станут над тобой изгаляться. Значит, поняли, что ты скоро вылетишь из команды.

Бубу кивнул. Хряк, казалось, хотел коснуться его плеча, но вместо этого потянулся за каким-то инструментом на верстаке у него за спиной. Бубу нагнулся переобуться, когда Хряк откашлялся:

– Спасибо за помощь.

Бубу не знал, что ответить. Он помогал отцу в мастерской каждый день, и батя никогда его не благодарил. А Хряк добавил:

– Как бы мне хотелось, чтобы жизнь у тебя была полегче. Чтобы ты мог думать только о школе, хоккее, девчонках и о чем там еще думают твои приятели. Я знаю, что работать в мастерской тяжело, а теперь, когда мать…

Он замолчал. Бубу тоже помалкивал. Потом сказал: