Похмелья не было, но Леопольд чувствовал, что опьянение еще не выпустило его из своих цепких щупалец. Он дрожал от бессонной ночи и усталости, когда утром зашел в свой новый кабинет, чтобы рассортировать отчеты о дознаниях. Меньше всего ему хотелось предстать в таком состоянии перед Жоакином, но выбора не было.
Он в отупении буравил взглядом две папки: одна посвящена бывшим и беглым каторжникам, а вторая – предполагаемым преступным организациям, – когда дверь открылась и в нее змеей проскользнула Гуннива. Будто мало помоев грозился вылить на него этот день!..
Она обошла комнату, шелестя длинной юбкой, коснулась ряда одинаковых перьевых ручек, пробежала пальцами по корешкам книг и присела на краешек стола. И все это – в полном молчании.
– Что тебе нужно? – выдавил Леопольд.
– Ничего особенного. – Она пожала узкими плечами. – Хотела посмотреть, как ты трудишься на благо страны. И как устроился на новом месте. Правда, я без подарка на новоселье, но, думаю, это пустяки.
– Посмотрела? Уходи. У меня много работы.
Гуннива лукаво улыбнулась и не сдвинулась с места. Тогда Леопольд решил не обращать на нее внимания и вернулся к разбору бумаг. Через какое-то время она заговорила вновь.
– Может, расскажешь, каково это, когда тебя используют и вышвыривают за ненадобностью? Уж я-то знаю, поверь. Мы вместе поплачем и станем добрыми подружками…
Он не ответил. Тогда она продолжила:
– Родиться в теле женщины значит всю жизнь испытывать боль и опасность. Но если это красивое тело… оно дарует волшебные возможности. Ты согласен?
Леопольд с неохотой оторвался от протокола допроса некоего Йорика Лягушки и покосился на нее. Любовница Жоакина по-прежнему улыбалась уголком рта и поглаживала точеные ключицы в неглубоком вырезе белой блузки, глядя прямо на него.
– У мужчин тоже есть врожденные преимущества. Они наделены силой, авторитетом. Не все, конечно. Бедняжка Леопольд, тебе выпала несчастливая карта! Едва ли тебя можно считать мужчиной, особенно когда ты рядом с ним, теряешься в его тени. Даже возразить ему не можешь. Тебе стоит радоваться, что тебя удалили.
– Пошла. Вон.
– А ты можешь меня заставить? Ну же, попытайся! – Она беззаботно рассмеялась, запрокинув золотоволосую голову. От нее исходил сильный будоражащий запах пряных духов. – Это действительно смешно, не обижайся. Видишь ли, теперь я важнее, чем ты. В этом жалком кабинете, в этом здании, в жизни Жоакина…
Леопольд вскочил, не помня себя от злости, и шагнул к Гунниве. На секунду в ее нахальных глазах мелькнул страх.
– Только тронь меня, ничтожество! Ты пожалеешь!
– Заткнись и убирайся, продажная, грязная…
Она замахнулась, чтобы влепить ему пощечину, но он перехватил ее руку и прижал к столу. Вторую тоже, едва она попыталась его оцарапать. Они стояли очень близко, пытаясь испепелить друг друга взглядом. Ее аромат отравлял воздух вокруг, просачивался в мозг, затуманивал сознание и пробуждал подавляемые инстинкты. Леопольд резко подался вперед и впился губами в ее отвратительно идеальный рот. Это длилось всего две секунды, а потом она отшатнулась и плюнула ему в лицо.
– Прополощи рот, прежде чем идти к господину президенту. От тебя несет, как от пьяной проститутки.
Дверь за ней захлопнулась, а он все еще стоял на месте, даже не пытаясь отереть плевок со щеки и подбородка.