Опасная тропа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Если только у него там все в порядке, — улыбаюсь я, — а то он может потом свалить грехи на меня, мол, там этот такой-сякой Мубарак…

— Ты что, ты что, ты за кого меня принимаешь? — взъерошился Труд-Хажи. — Да как ты смеешь?! Друг еще называется! Ты хоть раз слышал, чтоб я на кого-то поклеп наводил?

— Не слышал… но понял, что в жизни всякое случается. А цемент твой будет в целости… Давай ключи и можешь спать спокойно.

— Тогда все в порядке, — смеется воспрянувший духом Ражбадин. — А вот рубероид и смола чтоб завтра же к обеду были доставлены! Ты понял, прораб? — самым серьезным тоном добавляет директор. — Кровь из носу, но чтоб было!

— Легко сказать! — ворчит Труд-Хажи.

— Слушай, хороший ты человек, ты можешь хоть раз, хоть какое-нибудь дело сделать без ропота и возражений? Я же знаю, что ты все равно сделаешь!

— Прости, директор, привычка, — улыбается Труд-Хажи.

— Такая же, видимо, дурная привычка, как и курить эти свои «Ту-134». Ты что, все сигареты из магазина сам выкупил?

— Да, чтоб другие не отравляли себя.

— Желаю вам успеха, вот подъехала машина, там парторг ждет, нас вызывают в райком… — И Ражбадин поспешил к машине.

На следующий день стало известно о том, что на бюро райкома обсудили вопрос о деятельности «Межколхозстроя» и подвергли строгой критике недостатки и ошибки руководства этой организации. Хафизу объявили строгий выговор с занесением. И он, как это бывает, вынужден был уйти с занимаемой должности по собственному желанию. «Не тот хорош, который построил мечеть, а тот, кто увенчал ее минаретом», — любит говорить Ражбадин, и я все больше убеждаюсь в том, что для него нет мелочей, до всего у него доходят руки, умные руки, как и голова.

В том, как незаметно и быстро промелькнули мои дни на стройке, я убедился, когда получил приглашение на учительскую конференцию в райцентр, которую у нас обычно проводят в конце августа. Совсем уже близко то время, когда зазвенит в школьных коридорах первый звонок нового учебного года, и зайду я в класс и, обращаясь к хорошо отдохнувшей, набравшей немало впечатлений за это время детворе, скажу: «Здравствуйте, дети!» и в ответ услышу их радостный возглас. Я ловлю себя на мысли, что все-таки, как бы я ни был увлечен работой на стройке, я все же соскучился по своему делу, по шумному, беспокойному классу и по любознательным, внимательным глазам учащихся. И испытываю чувство огромного удовлетворения, для меня эти дни и недели останутся памятными надолго.

Одним из обсуждаемых вопросов на конференции является вопрос о дальнейшем совершенствовании преподавания русского языка в сельских школах. Конечно же, попросят выступить и меня. Я не ахти какой оратор, но люблю выражать свои мысли сам, без бумажки, хотя, может быть, коряво и с акцентом, порой делая ударение не на том слоге, путая звуки «и», «й», «ы» — это беда не только моя, но и многих горцев. Кроме того, мы в разговоре иногда путаем родовые особенности слов.

Вы, почтенные, наверное, помните о том незадачливом горце, который растерялся у ларька, где продавали газированную воду, не зная, как сказать «Дайте два стакана» или «Дайте две стакана». Видимо, был жаркий день и ему очень хотелось пить. И он тихо, стараясь быть вежливым, обратился:

— Дайте, пожалуйста, две стакана воды!

— Не две стакана, а два, гражданин, — грубо поправила продавщица.

Горцу стало так обидно, так неловко, хоть провались сквозь землю. Взял он свои деньги и почти что выкрикнул:

— Я у вас не грамматику покупаю, а воду!

И, конечно же, после такого урока человек не забудет как в этом случае произносить то или иное слово. Нередко и сама жизнь учит человека правильному обращению, произношению. Это особенно наглядно в нашей республике. В обществе, где соберутся трое, присутствуют представители не менее двух национальностей.

Слово «дружба» у горских народов чаще выражается словом «братство» — столетиями ждали горцы торжества этого слова. «Братство» — это богатство, братство — это сила, братство — это великая надежда, братство — лучшая песня наших дней. Все струны звучат сегодня в лад, и струится, как весенний ручей, мелодия наших чувств и нашей гордости. Поет ашуг Индерги, играя на своем неразлучном четырехструнном чугуре, на котором две струны — стальные — для мужества, а две струны — золотистые — для любви.