Бесчестье

Звонит Розалинда.

– Люси говорит, ты вернулся в город. Почему не звонишь?

– Я пока непригоден для общения, – отвечает он.

– А когда ты был для него пригоден? – сухо осведомляется Розалинда.

Они встречаются в кофейне на Кларемон.

– Ты похудел, – замечает Розалинда. – Что у тебя с ухом?

– Пустяки, – отвечает он и в дальнейшие пояснения не вдается.

Пока они беседуют, взгляд Розалинды то и дело возвращается к его изуродованному уху. Она содрогнулась бы, он в этом уверен, если бы ей пришлось притронуться к этой штуке. Розалинда не из тех, кто всегда готов броситься на помощь. Лучшие из связанных с нею воспоминаний относятся к их первым совместным месяцам: душные летние ночи в Дурбане, влажные от пота простыни, долгое, бледное тело Розалинды, мотающееся из стороны в сторону в судорогах наслаждения, которое нелегко отличить от боли. Чета сластолюбцев: это и держало их вместе, пока все не кончилось.

Они говорят о Люси, о ее ферме.

– Я думала, с ней там подружка живет, – удивляется Розалинда, – Грейс.

– Хелен. Хелен вернулась в Йоханнесбург. Подозреваю, они разошлись навсегда.

– А не опасно ли это для Люси – жить в таком глухом месте?

– Еще как опасно, Люси была бы сумасшедшей, если бы считала, что там безопасно. Но она все равно хочет остаться. Для нее это стало вопросом чести.

– Ты вроде говорил, что у тебя украли машину.

– Тут я сам виноват. Следовало быть поосторожнее.

– Да, чуть не забыла – мне рассказали о суде над тобой. Сведения из первых рук.

– Суде?

– Расследовании, разбирательстве, называй как хочешь. Судя по тому, что я услышала, ты показал себя не в лучшем виде. Был слишком несговорчив, даже агрессивен.

– Я и не собирался произвести на них приятное впечатление. Я отстаивал принцип.

– Может, и так, Дэвид, но ты же понимаешь, что на подобных судилищах главное не принципы, а то, насколько хорошо ты себя подаешь. Если верить моему источнику, ты себя подал плохо. Какой такой принцип ты отстаивал?