— Ну-у-у… — пожимаю я плечами. — Зато у нас есть целые регионы, где преступность имеет организационную структуру по образцу мафии. Это Грузия, в первую очередь. Товарищ Шеварнадзе там тысячами коррупционеров сажал, а только мало что изменилось, потому что власть воров имеет силу, не меньшую, чем у власти законной.
Брежнев смотрит на меня очень внимательно и не перебивает.
— Это пример того, — продолжаю я, — как преступность разъедает социалистическую идею. В регионах воровская субкультура очень активно ширится и крепнет. Школьники в повседневной жизни активно используют уголовный жаргон, а порой даже хотят быть похожими на героев воровского мира. Опять же молодёжные группировки в Татарской АССР, на Урале, в Сибири. Там проблема более широкая, чем чисто криминальная, но и влияние зоны нельзя сбрасывать со счетов. И это я не говорю о надвигающейся огромной проблеме наркотиков. Вот уж действительно похлеще чумы. Эскобар в Колумбии поставил производство кокаина на поток, и другие не отстают. Да что Колумбия, у нас самих Афганистан, Узбекистан, Таджикистан…
— И что же ты… предлагаешь? — прищуривается царь-батюшка.
— С одной стороны просвещение, причём такое, чтобы не вызвать обратную реакцию, а с другой — подготовка законодательной базы и решительная битва. Нужно сделать так, чтобы воров в законе можно было привлекать к ответственности только за то, что они называют себя таковыми. Проанализировать итальянское и американское законодательство и принять самые жёсткие по отношению к преступности меры. Но, это нужно комбинировать с борьбой с коррупцией среди госслужащих и неукоснительным соблюдением законности со стороны органов внутренних дел, прокуратуры и суда.
— Вот, Юра, — скрежещет Ильич, — ты же по кадрам… э-э-э… спец, видишь, каких тебе надо сотрудников набирать? Юношеский… максимализм с него сойдёт, а разумное… э-э-э… зерно останется.
Юношеский максимализм… Понятно… Ну, собственно, я и не ждал, что генсек кинется вскачь претворять мои идеи или даже просто о них серьёзно задумается. Более того ожидал, что он меня одёрнет, поскольку оценки действительности я вынес довольно резкие. Так что, диссидентом не назвал и то хорошо.
Но, в любом случае, в голову ему я подкинул жука, а может, и парочку. И жуки эти теперь будут тихонечко жужжать и ползать, напоминая о том, что я наговорил. Так что глядишь, когда речь об этих вопросах зайдёт на высоком государственном уровне, мои сегодняшние слова выплывут из памяти в качестве собственных соображений вождя.
— Да, Леонид Ильич, — кивает его зять. — Вы правы. Работа идёт в этом направлении, начиная с раннего возраста, через ЮДМ, например. Но, думаю, нам нужно внимательнее подыскивать молодые таланты и привлекать к учёбе и будущей работе.
Врёт, про ЮДМ я только в книжках читал, а на самом деле у нас в школе, например, ничего подобного и не было ни сейчас, ни в прошлой жизни. Да что в школе, во всём городе и целой области. Это я точно знаю.
Когда я выхожу от Брежнева, начальник охраны делает мне замечание за то, что я засиделся и нарушил график генсека. Я киваю. Дедушке спать пора. Хотя… Семьдесят четыре… Даже язык не поворачивается этот возраст старостью назвать…
Меня подвозит Чурбанов. При водителе мы говорим на отвлечённые темы, главным образом, о свадьбе.
Первым делом, оказавшись дома, я звоню Платонычу. Трыня уже спит, с ним всё хорошо. Большак малость принял на грудь, снимая стресс от пережитого. Понять можно, я и сам с Ильичом по чарочке опрокинул. В общем, всё норм.
— Дядя Юра, а чего Андрюха в Москве торчит? Каникулы же.
— Так я ж тебе говорил, девочка появилась.
— А девочка почему в городе всё лето?
— Вот, уехала, как раз, с родителями на море. Так что теперь и Андрея можно будет выпнуть.
— Так пусть в Геленджике останется после свадьбы.
— Не захочет. Чего он там один будет делать? Мы ведь все разъедемся. Я уже договорился в лагерь его отправить в Анапу, так что не переживай.
Утром, поговорив с Наташкой, успокоив её и подбодрив, отправляюсь на Лубянку. Первым делом иду к Злобину.