В 2009 году закон изменился, и синдром жестокого обращения с женщиной перестал считаться ментальным отклонением, поскольку не являлся признанным медицинским заболеванием. В то же время было выделено новое состояние, «контроль через принуждение», которое прекрасно иллюстрирует пример Салли Челлен.
Женщина убила своего мужа Ричарда в 2010 году. Они познакомились, когда ей было 16 лет, а ему – 22 года. Сначала он был очаровательным, но позднее стал проявлять жестокость. Мужчина применял физическое и вербальное насилие и ограничивал общение Салли с друзьями, хотя сам имел любовниц и посещал бордели.
Она пыталась уйти от него, но была настолько эмоционально зависима, что вернулась. Вскоре после этого он выставил Салли из дома, чтобы она под дождем пошла покупать ему обед, а сам в то время назначал свидание другой женщине по телефону.
Вернувшись, она предъявила ему претензии, и они начали ссориться. Во время конфликта девушка несколько раз ударила мужа молотком. Салли признали виновной в умышленном убийстве и приговорили к пожизненному заключению с минимальным сроком исполнения наказания 22 года. Позднее в результате рассмотрения апелляции он был уменьшен до 18 лет.
Контроль через принуждение позднее был признан формой домашнего насилия, характеризующейся психологическим подавлением, унижением, манипулированием, а также контролем над занятиями и общением с друзьями, в результате чего человек становится изолированным от других людей и зависимым от своего абьюзера (звучит знакомо?).
В 2017 году феминистская организация Justicefor Women добилась права подать апелляцию при наличии отчета эксперта-психиатра о контроле через принуждение и провокации. Приговор Салли был пересмотрен, и, поскольку запланированное повторное слушание дела было отменено, ее освободили из зала суда в 2019 году.
Убийство – настолько эмоциональная тема, что иногда, похоже, приходится снова изобретать колесо.
В 2006 году мое время в Холлоуэй подошло к концу. В мире Национальной службы здравоохранения и ее соревнующихся подразделений было принято решение предоставить контракт на оказание психиатрической помощи соседнему тресту, где не было прямого доступа к больничным местам для пациентов-преступников. Нашу команду в Холлоуэй заменила служба с другой задачей: она старалась лечить женщин-заключенных в основном в тюрьме и по возможности не направлять их в другие местные службы психиатрической помощи.
Через несколько лет тюрьма подверглась критике после самоубийства женщины, страдавшей психозом, которая ждала перевода в психиатрическую больницу. Позднее до нас дошла поразительная новость о том, что Холлоуэй закрывается по инициативе Майкла Гоува, который тогда занимал пост министра юстиции. Несмотря на множество проблем, персонал был огорчен закрытием создававшихся годами программ, таких как визиты команды психотерапевтов, отделения для заключенных, приговоренных к пожизненному лишению свободы, а также блока для тех, кто проводил первую ночь в тюрьме. В Холлоуэй многие заключенные были из Лондона, и, поскольку их временно распределили по частным тюрьмам в Питерборо и районе Хитроу, детям и другим родственникам стало гораздо труднее до них добираться. Тюремные инспекторы часто говорили, что географическое положение – одно из главных преимуществ этого учреждения.
Сначала многие очень переживали, что большинство нововведений в Холлоуэй будет потеряно. Тюрьма Бронзфилд, заменившая ее, была возведена недавно, но кирпичи и строительный раствор проблемы не решают. При подходе «снести и построить заново» можно потерять весь накопленный опыт, особенно приобретенный в таком сложном и проблемном месте, как Холлоуэй.
В последние годы, к счастью, финансирование психиатрической помощи в Бронзфилд значительно улучшилось. Там были введены особые программы для тех, кто впервые оказался в тюрьме, кого приговорили к короткому сроку и кому предстояло провести в заточении всю жизнь. Бронзфилд стала самой крупной женской тюрьмой предварительного заключения в Европе, и с этим статусом пришли многие трудности, такие как распространенность аутоагрессии среди заключенных и пребывание в заключении матерей с детьми.
В 2006 году, когда я покинул Холлоуэй, произошла реформа психиатрической помощи в женских тюрьмах. Отделение в Бродмур, психиатрической больнице с усиленным наблюдением, было закрыто, и пациентов перевели в клиники с менее строгим режимом. Я немного написал о том, чему научился в Холлоуэй, в посвященной психиатрии главе книги «Тюрьмы: полное руководство» [50], и это был бесценный опыт, поскольку следующие 13 лет я работал с женщинами-преступницами в больнице с усиленным наблюдением.
Во время последнего визита в Холлоуэй я ударился головой о знак «парковка запрещена», под которым оставил машину. Это было комично, но очень больно. Медсестры из крыла С1 заклеили мне рану, после того как они увидели, что я промакиваю кровь на лбу салфеткой во время собрания. После всех сложных и драматичных дел, с которыми я столкнулся в Холлоуэй, больная и кровоточащая голова казалась подходящим прощанием.
Уходя, я размышлял о том, сколько пережил. Если вы хотите работать в психиатрии, у вас должен быть более чем мимолетный интерес к крайностям психического состояния человека. Нельзя было найти лучшего места для изучения подобных отклонений, чем Холлоуэй. Я часто проезжаю мимо нее и вижу стены и будку охраны, ожидающие сноса. Могу честно сказать, что в этих стенах узнал больше, чем в других местах работы, начиная с больницы Бродмур и заканчивая тюрьмой Брикстон.
Убийца, который забывает
Дело Денниса Костаса
21
Прождав почти час на неудобном пластмассовом стуле в Белмарше, я наконец вошел в комнату для допросов. У меня было всего 40 минут, и я знал, что времени не хватит и придется прийти еще раз.
В июле 2011 года мой пациент Деннис Костас, менеджер по продажам, был обвинен в убийстве своей девушки Софии и заключен под стражу. Он сказал полиции и адвокатам, что не помнит, что произошло в ночь происшествия. Стоял ноябрь, и, как это часто бывает у преступников с амнезией, память Костаса была засорена тем, что он узнал, читая свидетельские показания.
Поскольку времени на опрос было мало, я решил сосредоточиться на «здесь и сейчас», то есть его текущем психическом состоянии и описании преступления. Биографию пациента пришлось оставить на следующий раз.
ebooksa