Патриций повернул ко мне голову и зычно возмутился.
— Ну право вам, Василий. Сами же видите, нет в мальцах ничего. Ни капли чужой силы. Обычные детишки.
Смертная, которую после моих слов на мгновение сковал паралич, чуть расслабилась и даже кивнула в такт словам князя.
— Вот-вот, откуда у вас мысли такие только взялись? Как можно о чём-то таком подумать?
Я усмехнулся и откинулся на спинку стула.
— Знаете, когда видишь изменённую память, с которой поработали методом, что не заметен даже для такого сильного Одарённого, как Его Сиятельство, невольно начинаешь задаваться вопросом о том, кто и ради чего подобное провернул?
Лицо смертной закаменело, а князь посмотрел на меня уже с совсем другим выражением. Потом чуть отстранил от себя мальчика и ещё раз прошёлся взглядом. Снова повернулся ко мне, хмуря брови.
— Вы уверены, Василий? Я ведь и правда ничего не чувствую. А с памятью, знаете-ли, так не работают.
Мне снова пришлось с невозмутимым видом пожать плечами.
— С ней ещё и не так работают, князь. Думаю, сейчас мы получим ответ от этой женщины. Она ведь тут единственная, у кого должен быть кусочек настоящих воспоминаний.
Последняя фраза заставила смертную удивлённо моргнуть.
— Кусочек? — сухой голос звучал тихо и с нервным надрывом, как будто женщина готова вот-вот сорваться в истерику.
— Совсем небольшой, — утвердительно кивнул я, с интересом глядя на неё.
Осознав, что с детьми что-то не так, я обратил внимание и на разумы взрослых. С ними операцию провели в том же ключе, но скрыли следы куда более успешно. В основном, по той причине, что им не пришлось составлять комбинацию из обрывков воспоминаний, стремясь вылепить их них единую структуру. Вместо этого, неизвестные использовали цельную личность, лишь скорректировав её память. Что-то убрали, что-то добавили, кое-где сместили акценты и заменили образы других людей. Не самая сложная процедура для того, кто хорош в ментальных техниках. Я вот в них откровенно плох — моего уровня хватило лишь для того, чтобы обнаружить подмену. Сделать что-то подобное самостоятельно я бы не смог. Да и покопаться в деталях чужой работы тоже вряд-ли.
— Это невозможно. Я единственная, кто унаследовал этот Дар. Никто больше не способен менять людям память!
Оболенский осторожно ссадил со своих колен мальчишку, поставив его на землю. И с нехорошим прищуром посмотрел на смертную. Я хорошо чувствовал давление его ауры, которая, несмотря на явные усилия патриция, прорывалась наружу.
Впрочем, пока он предпочитал молчать. Потому, следующий вопрос снова задал я сам.
— Вы же понимаете, что я способен видеть следы работы с чужим разумом. Могу заверить, ваши воспоминания тоже подверглись корректировке.
Та сразу же махнула головой.
— Не может этого быть!