— В‑в‑виноват, товарищ! — промямлил сквозь волнение ефрейтор.
Сдерживая смех, капитан Саблин крикнул на солдата, вернув его в реальность:
— Беги, мля, на развод патрулей, мамкина радость!
Схватив правой рукой цевьё винтовки, а левой — лежащую чуть впереди, на полу, армейскую кепку, Коваль вскочил и, что есть мочи, побежал к выходу.
Лицо Вавилова оскалилось в улыбке:
— Ковыль, забей.
— Думаешь? — неуверенно спросил ефрейтор.
— Я тебе говорю — забей! Я здесь четыре года уже. Чё в этой части тока не было! Однажды два мордоворота на ножах дуэль устроили: не поделили что‑то. В казарме пол в крови, эти сами хрипят посреди расположения и ещё душат друг друга.
— И что им? Уволили? — оживился Коваль.
— Ага, — иронично произнёс сержант и, сплюнув на прерывистую разметку дороги, продолжил: «Как же! Заштопали их, подержали для смирности в карцере пару недель и развели по разным ротам».
— Да ладно! — удивлённо округлил глаза худой солдат.
— Отвечаю! Это же «восьмидесятка». Тут всякое бывает. Часто ты здесь видишь людей, которые, как бы это сказать… элита армии? Из столичных частей здесь встречал кого‑нибудь?
— Да вроде не, — протянул Коваль, отрицательно мотнув головой.
— Вот-вот. А помнишь сколько с психологом бесед нужно пройти перед переводом сюда? И ведь там всё было на одну и ту же тему: готовы ли вы выполнить любой приказ? Не просто так нас сюда «отфильтровали», — Вавилов махнул рукой в сторону таблички с изображением дымящейся сигареты.
— А ФББ что? Это же почти убийство.
— Да пофиг им! «Барабашки» только вокруг внутренней секретки суетятся. На нас им срать с высокой колокольни, пока мы тут по «внешке» разгуливаем.
Патруль подходил к складам. Три больших корпуса стояли посреди редкого леса. Издалека склады напоминали торговый центр, только без рекламных вывесок и парковочной разметки на заасфальтированной площадке перед ними. Сиротой на фоне металлокаркасных гигантов выглядело здание «дежурки» — одноэтажный кирпичный пережиток из далёкого прошлого базы. У дежурки была деревянная входная дверь, несколько небольших окон с облупившейся краской, оголяющей переплёт деревянного стеклопакета. Кирпичные стены метровой толщины долго остывали зимой и медленно нагревались летом. А сейчас, с наступлением ночной прохлады, дежурка ещё хранила тепло жаркого дня, и поэтому спать в ней было куда приятнее, чем в дежурном помещении склада. Но сон был недоступен для Коваля и Вавилова.
Дорога, по которой шёл патруль, как и площадка разгрузки перед складами, освещалась холодным светом фонарей. Один из них стоял прямо у курилки. На плече у Вавилова затрещала рация, нарушая трели сверчков и нудное жужжание мелкого гнуса:
— 904‑й 103‑му…(шипение)…103‑й 904‑му: 540!
Перекличка проводилась раз в 30 минут по радиосвязи. Она тоже стала для Коваля неким рефлекторным действием — тем, что не пытаешься усиленно держать в памяти. «Интересно, а сколько здешних вещей для него привычны?», — подумал ефрейтор, смотря на достающего из-за уха сигарету Вавилова.