Письма в пустоту

— Я пускал змеям Акведука кровь.

Гленорван засмеялся, но продолжал:

— Я помню один день, мы тогда жили в Англии, шел дождь… Погода была явно не для запусков змея, но я хотел. Мама взяла меня за руку, накинула дождевик мне на плечи, и мы пошли на холмы. В тот день дул шквальный ветер, раскачивая деревья мокрые от дождя. Мне удалось запустить змея лишь с десятого раза. Видимо выше в небе бушевал настоящий шторм, потому как веревку от змея мотало из стороны в сторону, вырывая у меня из рук. Мне было восемь лет, и я не удержал… Змея сорвало и понесло на деревья. Я рыдал в голос и умолял мать вернуть мою любимую игрушку.

Гленорван замолчал, он отстраненно смотрел на пустую чашку кофе.

— Все? — поинтересовался Альентес, не вынимая изо рта очередной сигареты.

— Хм, нет, не все, — Джордж усмехнулся, — Мама сжалилась надо мной и полезла на деревья. И чем выше она залезала, тем я сильнее боялся, что она вот-вот сорвется со скользких веток вниз. Мне уже не нужен был змей, заискивающе пестревший сквозь крону, я хотел одного, чтобы мама поскорее вернулась обратно, только так я мог быть спокоен. Я снова заплакал, прося ее вернуться. Каково же было ее удивление! Но она все же достигла цели и забрала змея, а потом, стоя на земле, мама прижимала меня к себе и смеялась над моими детскими страхами. Я успокоился от ее улыбки, — американец сладко зажмурился, — Мое самое яркое воспоминание — улыбка моей матери, внушающая мне, что все хорошо, что гроза закончилась, и уже все-все хорошо… Но тебе, наверное, не понять моей радости, ведь матери у тебя никогда не было!

Альентес нахмурился.

— А мое самое ярко воспоминание — внезапно выпалил он, — Взгляды моих собратьев, тех с кем я вырос в детской группе, когда стали известны результаты распределения по наставникам. С одной стороны в них читалась жалость к моей судьбе, с другой бесконечная радость, что это не им выпала немилость судьбы оказаться учеником Игнасио… Такое тошное чувство возникает от их взглядов…

— Зависть?

— Злость…

— Ты способен чувствовать? — иронично произнес Гленорван.

— Нет, не способен. Устраивает?

— Меня вполне.

— Ну и все, — Альентес открыл новую пачку сигарет.

— Может, расскажешь, кто такой Диего? Ты так сладко его звал…

— Тебя не касается! — яростно выкрикнул Альентес. Его буквально свело гневной судорогой.

— Видимо это воспоминание ты оставил исключительно для себя.

— Тебя это не касается, — вкрадчиво повторил монах.

— Ладно, — Джордж рассмеялся, — Забудем!

— Тебе, что натерпится узнать подробности моей жизни? — с желчными нотками в голосе проговорил монах.