— Но я ничего не могу поделать… Как ты не понимаешь, я не знаю! Ничего не знаю! — взревел Альентес, — И умоляю, убери ток… Я не в силах… не в силах больше выносить…
Он тихо заскулил, уже не пытаясь унять слез.
— Не знаешь? Я уже не верю, хоть ты и выглядишь сейчас очень жалко. У меня остался последний аргумент, и ты меня здорово разозлил.
Экзекутор резко выдернул из парня электрод, и полез за следующим агрегатом боли.
— Узнаешь? — насмешливо спросил палач, демонстрируя монаху его боевой лом, — Я засуну тебе его в задницу и проверну по часовой стрелке. Ты сам напросился!
— Не смей! — зашипел Альентес, дергаясь всем телом, — Только не Реновацио! Не оскверняй его! Умоляю… прошу не надо… Я умоляю, сжалься…
— Как ты запел…
— Я прошу… Нет! Нет! Только не это!
Альентес бессильно закатил глаза и уронил голову на лежанку. Он снова лишился чувств.
— Умоляй, не умоляй… — пожал плечами экзекутор, окатывая монаха водой.
Альентес пришел в себя, и сразу с пробуждением в его тело был бесцеремонно водворен пик Реновацио.
Парень вскрикнул.
— Говори! — рявкнул на него экзекутор.
— Не знаю… Прекрати! Вытащи!
— Говори же! — отозвался мучитель, вдавливая лом еще глубже.
Альентес уже не ответил, он не мог… Крик заполонил его легкие.
— Говори мне! Отвечай! — ревел экзекутор, уже не контролирующий себя. Он вводил лом все глубже и глубже, давя рукой на живот своей жертвы и доводя ее до новых болевых пределов.
Опомнился он только, когда по его резиновым перчаткам струилась кровь.
— Твою ж мать, — тихо выругался экзекутор, быстро вытаскивая из монаха лом. На пол хлынула кровь. Альентес беззвучно лежал на своем ложе, дрожа и вздрагивая, его дыхание стало прерывистым и тяжелым.
— Блин, — палач машинально вытер руки об фартук, — Я же разорвал тебя… Я же нахрен пробил твои внутренности… Чертов монах… но ты сам виноват! Какого ты меня злил?! Не надо было молчать…