– А теперь взгляни на это, – указал Томми. – Май 1862 года. Он уходит из семинарии и присоединяется к армии Конфедерации.
– Но страницы пустые, – удивился Сэм.
– Только некоторые из них. – Томми пролистал дневник дальше. – Вот где начинается самое интересное.
Разница бросалась в глаза. Аккуратный почерк Бошана сменился дрожащими, рваными каракулями, как будто он строчил, сидя верхом на лошади или накачавшись чем-то мозговыносящим. Записи прерывались рисунками, пентаграммами и демоническими знаками, занимающими целую страницу.
Сэм удивленно посмотрел на хранителя.
– Это же исковерканный текст «Отче наш».
Макклейн вытаращился на него.
– С чего ты взял?
– Ну как же, эти слова… – начал было Сэм, но осекся. Он снова перевел взгляд на страницу, и до него вдруг дошло, что текст, который он прочитал, написан не только не по-английски, но и буквами, которые даже отдаленно не напоминали латинские.
И в то же время у него на глазах они сами складывались в связный текст.
Сэм часто заморгал, чувствуя, как бьется пульс в горле и кровь стучит в ушах. Зажмурившись, он снова открыл глаза и уставился на буквы, но увидел лишь дремучий лес символов.
– Я не… – с трудом выдавил он, – даже не знаю, как мне удалось прочитать. Понятия не имею, что это за язык.
– Коптский[65], – подсказал Макклейн, и в его голосе прозвучало изумление. – Мертвый египетский язык. Никто больше не говорит на нем.
– Ну… – Сэм попытался взять себя в руки, – в последнее время со мной творится что-то странное.