Когда Коттон, путешествуя по организму в поисках Грааля хирургической психиатрии, добрался до кишечника, начались проблемы, характер и масштаб которых стали одной из главных причин скандала вокруг его клиники.
Кишечник в научной литературе XIX в. нередко указывался в качестве источника веществ, губительно действующих на мозг. Коттон, например, ссылался в своей статье с примечательным названием «Отношение хронического сепсиса к так называемым функциональным психическим расстройствам»[69] на известного британского хирурга Уильяма Хантера (1861–1937), писавшего о том, что основной причиной большинства болезней является очаговая инфекция во рту, а для психической стабильности серьезнейшей угрозой является запор. Хантер много теоретизировал на тему очаговой инфекции и с одобрением отзывался о деятельности Коттона, перешедшего от удаления зубов и миндалин к удалению частей кишечника у пациентов с психозами.
После операций Коттона на кишечнике смертность от перитонита достигала более чем 40 %. Эти данные вместе с информацией о состоянии выживших не публиковались. Когда Адольф Мейер (1866–1950), один из самых влиятельных психиатров Америки, покровительствовавший Коттону, провел расследование деятельности его клиники, выяснилось, что ни о каких заявленных 80–90 % полностью выздоровевших не может быть и речи. Во-первых, сведения о том, каким было состояние пациентов после операции, не собирались вообще или собирались очень неаккуратно. Во-вторых, в реальности удаление кишечника, как и удаление зубов с миндалинами, практически никак не влияло на психическое здоровье пациентов. Коттон выдавал желаемое за действительное. Он вошел в раж и как будто не мог остановиться.
У одной из его пациенток была депрессия и тревожное расстройство. В связи с язвой желудка ей сделали гастроэнтеростомию[70], но этого было явно мало. Коттон провел операцию по удалению части ободочной кишки, затем удалил яичники, вырезал фаллопиевы трубы и удалил шейку матки. По мнению Коттона, такая глобальная чистка организма освобождающе подействовала на психику пациентки.
Начав с малого, с зубов, Коттон распространил поле битвы на все тело. Во имя борьбы с потенциальными очагами инфекции удалялось почти все, что только можно было удалить. От удаления желудка и печени отказались, убедившись в неизбежности фатальных последствий. О попытках терапевтического удаления сердца и скелета ничего неизвестно. Но все остальное беспощадно выкидывалось из тела пациента.
Коттон, как полагается фанатику, применил свой метод на себе, точнее, на своих детях. В профилактических целях он удалил своим сыновьям все коренные зубы, а когда у одного из них начались свойственные переходному возрасту колебания настроения, он на всякий случай удалил ему кишечник.
Кажется, что это неплохой пример того, как убежденность в величии своего дела лишает способности замечать недостаточно грандиозные вещи, например, реальную жизнь реальных людей. Страшно представить, что на самом деле происходило с пациентами Коттона, которые, оставшись без единого зуба во рту, по его данным, набирали по 10 кг веса: «Я хочу исправить ошибочное представление о влиянии удаления нескольких зубов на питание пациента. По моему опыту, все пациенты, у которых были удалены инфицированные зубы, сразу же начали набирать вес, и нет ничего необычного в том, что они вскоре набирают 20 или 30 фунтов, даже когда у них удалены все зубы, а искусственные не вставлены»[71].
Концептуально деятельность Коттона противоположна основной тенденции в американской психиатрии того времени. «В свое время гастроанализ заменит психоанализ»[72] — писал он, имея в виду то, что изучение внутренних органов даст психиатрии больше, чем изучение
С точки зрения современной науки, утверждение связи между инфекциями во рту и системными заболеваниями вполне логично и подкреплено достаточным количеством качественных доказательств. Микробы или выделяемые ими токсины и побочные продукты могут попасть в кровоток из очага поражения, которое не проявляет себя никакими симптомами, и переместиться в отдаленные части тела, вызывая в них разнообразные заболевания. Однако никаких доказательств пользы удаления всех зубов для профилактики психических заболеваний не существует.
Безудержное влечение к хирургическим операциям встречалось не только у врачей-психиатров, но и у их пациентов. Мысль о том, что проблемы психического порядка решаются властью ланцета, вела больных по бесконечному пути в поисках идеальной операции.
Название этому явлению предложил немецкий хирург Каэтан фон Текстор (1782–1860), опубликовавший в 1844 г. статью о нескольких случаях «mania operatoria passiva» («маниакальное желание быть прооперированным»)[73]. Пациенты обращались к хирургу с разнообразными жалобами, часто надуманными, только для того, чтобы хирург что-нибудь у них вырезал или ампутировал.
Луи Штромейер (1804–1876), основоположник немецкой ортопедической хирургии, приводит примеры того, как люди с малозначительными болевыми синдромами в конечностях добивались от врачей ампутации рук и ног: «Анналы хирургии содержат несколько свидетельств о таких случаях. При невралгиях коленного сустава последовательно ампутировали бедро и отсоединяли тазобедренный сустав; при невралгиях руки сначала ампутировали предплечье, затем ампутировали плечо и, наконец, отсоединяли плечевой сустав, потому что после первой операции боль всегда проявлялась заново. Без сомнения, люди, которые подталкивали хирурга к таким операциям, страдали от того странного душевного расстройства, которому Текстор дал очень подходящее название «mania operatoria passiva», в то время как хирург страдал от активной формы этого расстройства»[74].
Исследователь истерии Жан-Мартен Шарко хорошо знал об этом саморазрушительном в буквальном смысле этого слова состоянии. По его мнению, желание сделать себе хирургическую операцию возникает в сочетании с «болезненными состояниями суставов, нематериальными, которые могут имитировать заболевания суставов со значительными повреждениями»[75]. Хирурги, не понимая, что причина в «нематериальном» состоянии суставов, принимаются удалять одну кость за другой.
Mania operatoria passiva, впервые описанная немецкими врачами в середине XIX в., не исчезла с наступлением XX в. У психоаналитиков такие случаи вызывали особенно сильные приступы творческого энтузиазма. Эксперименты с собственным телом, которыми увлекались некоторые из числа их пациентов, становились бездонным источником для аналитических интерпретаций, броско украшавших и без того далеко не тривиальные сюжеты.
Американский психиатр Карл Меннингер (1893–1990) в статье, опубликованной в психоаналитическом журнале в 1934 г.[76], описал случай пациентки, которой за 13 лет было сделано 13 операций. Сразу после помолвки с врачом, она упросила жениха вырезать ей аппендикс. Потом были вырезаны миндалины. После операции по поводу внематочной беременности она настояла на перинеорафии (наложение швов на промежность). Затем были операции в связи с абсцессом на груди, вросшим ногтем, еще одна перинеорафия, удаление здоровых зубов, еще несколько внематочных беременностей и несколько абортов. И, наконец, прежде чем обратиться к психоаналитику, она попросила мужа, чтобы он удалил жировую прослойку с ее живота.
Когда дело доходит до объяснения ее мотивов, в устроенном автором статьи концептуальном фейерверке вспыхивают все фантазматические понятия психоанализа. Здесь и отрицание вагины, проявленное во внематочной беременности; и поиск страдания, которым должна быть наказана вина за воображаемый секс с отцом; и желание иметь пенис (для этого проводилась перинеорафия); и желание пережить кастрацию, т. е. заплатить высшую цену за все грехи (вся хирургия — это ритуальная кастрация).
Но главное — это зависть к пенису.
ebooksa