Дунай продолжил растерянно смотреть на меня, хлопая глазами. Нет, Инна Ивановна, нельзя вам из образа злобной фурии выходить… Ни на минуту нельзя! Сразу дичь какая-то творится вокруг…
С мужиками ты либо слабая женщина, и тогда тебя слушать никто не будет… Если, конечно, не умеешь мозги правильно компостировать — а я не умею. Либо ты злобная фурия, и тогда тебя слушают. Только так. Потом, правда, обижаются: чего это девочки становятся злобными фуриями? И вот как им объяснить, что никто не любит, когда близкие себя ведут, как придурки?
— Так ты будешь мне отвечать? Или простимулировать тебя топором по колену, Дунай? — прищурившись, спросила я. — Какой стороной Вано копьё тянул?
— Древком… — выдавил из себя тот.
— А ты ему ножик к шее чем прижал? Рукоятью?
— Но… — и, наконец, мой дорогой-хороший мишка начал соображать.
Дунай залился краской, как милый и смешной помидорчик. Вот только то, что он сегодня сделал — не мило, сука, и не смешно. Вот у Вано получается и мило, и смешно! А этот увалень просто как урод себя повёл… И, главное, понял, что дурак, а нож держит. Вот как с ними, а?
— Нож. Убрал. И молчи.
Да теперь, пожалуй, молчать лучше всем. Даже мне. Но если я ничего не скажу — Вано уйдёт. По глазам вижу — уйдёт. Молча встанет, и больше мы его не увидим.
— Давайте… — ну вот и Сочинец подключился. Не понял ещё…
— Молчи! Просто! Молчи! — я посмотрела на него так, что наш лидер снова решил закрыть рот. — Вы тут, я смотрю, уже наговорили с три короба, идиоты... Я теперь с Вано говорить буду.
Обидно? Очень! Ничего и никогда я Дунаю не делал плохого. Даже мыслей таких никогда не имел. И вот за что он меня так? И Сочинцу ничего не делал… И даже, мать его, Владу ничего не делал!.. Хотя уж он-то всеми силами нарывался…
Пока тащил копьё, следил глазами только за Владом с Дмитрием: нервные они какие-то. И ножа с другой стороны как-то не ожидал. Да, Кострома сейчас, конечно, всех угомонит. Вон, даже Сочинцу только что прилетело. Но вот беда… Мне сейчас очень хочется действовать по первому правилу колониста.
Бежать.
Бежать отсюда, сверкая пятками.
Это так на людей власть, что ли, действует? Или Влад владеет техникой гипноза?
И эти мысли, и острое желание пустить скупую мужскую слезу, и порыв пафосно сообщить всем, что я с такими бяками не вожусь — это всё эмоции. Страшные эмоции, которые никак не унять. Когда мужчина чувствует свою беспомощность — это страшно. А когда у твоей шеи нож, то ты именно беспомощный.
И это сильнее тебя. Настолько сильнее, что эмоции хлещут через край. И всё-таки надо взять себя в руки, вздохнуть… И закончить свою мысль. Хотя бы её закончить. А потом встать и уйти. Потому что смотреть на эти гнусные рожи больше не хочется…