Следующим пунктом «на сегодня» стало размещение бывших рабов. Само собой, в бой они пока не рвались. Но я был убедителен, красноречив и настойчив. И добился-таки того, чтобы они тоже приняли участие в штурме.
Давил, в итоге, на то, что большая часть людей вокруг — такие же смертные, как и экс-невольники. В результате, чуть больше половины освобождённых вступили в ряды армии. А остальные выбрали хозяйственные работы. Тех, кто согласился присоединиться к битве, я собирался взять в свою группу. Остальные, по возвращении в Алтарное, должны были отправиться на вольные хлеба.
А потом я нашёл Дуная и Кострому, обсудив с ними предстоящую охоту… Затем ходил сдавать Кукушкину его долю добычи, потом…
В общем, расслабиться я так и не успел. Правда, думаю, Иваныч знал, что так и будет. Недаром же усмехался, когда предлагал отдохнуть…
Я не сторонник того, чтобы стрелять в зверьё! Если оно, конечно, не угрожает лично мне или моим близким. С другой стороны, не могу сказать, что я сторонник голодовок. Инфантильно-глупая идея страдать, чтобы всем стало стыдно — эти ваши голодовки… Если хочешь чего-то добиться — заставь страдать того, от кого добиваешься! Например, оставив его без еды.
В общем, приходилось искать внутри себя компромисс. Между угрозой голода в армии — и хорошим отношением к братьям нашим меньшим, которые могут оказаться намного больше, чем мы сами.
Чтобы найти подходящую добычу, нам пришлось забраться на север. К равнинной местности, изрезанной ручьями и оврагами.
В предгорьях искать крупную дичь было бесполезно. Ей там, дичи этой, самой жрать нечего… На равнинах же царил прекрасный палеолит, где тучные стада всевозможных животных топтали огромными ногами бескрайнюю степь. Ну ладно — не степь, а равнину. И не бескрайнюю, но вполне себе широкую. Но главное — тучные стада имелись в наличии!
— Ишь ты! — пробормотал Дунай. — Смуглый какой!
— А ругается, как наш… — заметил я, задумчиво вслушиваясь в до боли знакомые слова, несущиеся над инопланетной равниной.
— Ну, знаешь ли, это не показатель! — покачал головой Пилигрим. — Я вот в Африке пару лет работал… И оказалось, что наш мат там многие знают!
— И что, прямо-таки ругаются на нём, удирая от льва? — искренне удивился я.
— Нет… Удирая от льва, они ругаются на своём языке… — почесав подбородок, согласился Пилигрим.
Наш старый знакомый — иглогривый лев — яростно хлестал себя хвостом по бокам. И припадал к земле, изображая невыносимые муки голода. Однако был не в силах достать вкусное и смуглое угощение, которое осыпало его со скалы отборным русским матом. А иногда — и мелкими осколками этой скалы.
Рядом с «вкусным» на одинокой скале сидели ещё три таких же, загорелых от рождения женщины. Причём, с очень печальным видом. Видимо, догадывались, что лев и от десерта не откажется. Одна из них даже что-то заунывно напевала, чуть покачиваясь в такт мелодии.
— Не… Не попадёт! — расстроился Дунай, когда очередной булыжник просвистел мимо изогнувшегося льва. — Этот ёж-переросток однозначно быстрее! Уворачивается от всех камней…
— Так, может, поможем им? — тяжело вздохнув, предложил я. — Жалко их… Есть-пить им нечего. Не просидят они там долго…
— А вдруг мы их снимем, а они сами нас съедят? — пессимистично предположил Пилигрим. — В Африке всякое бывает… Вдруг конторы с займами и до диких племён добрались?