Во главе кошмаров

22
18
20
22
24
26
28
30

Да чтоб тебя.

Я морально готовилась к тому, что увижу, но сердце всё равно подпрыгнуло к самому горлу. За последний месяц я пыталась убедить себя, что он вовсе не так уж и хорош, но при широко раздвинутых занавесках под ярким дневным светом его тело было даже лучше, чем я помнила, и Кай это прекрасно понял, потому что его губы растянулись в ласковой улыбке.

– Что это? – я тронула новые отметины у него на правом плече.

В двух местах красовались странные рубцы вроде следов от клыков, а от них по всему плечу и вниз по руке расползлись белые узоры. Они немного напоминали татуировку, так как не были целиком хаотичными, скорее абстрактными, и линии вились, а не ломались.

– Яд кер.

– Яд?!

– Да, керы кусаются. – Он сдвинул мою ладонь обратно к рубцам. – Потом отрава распространяется морозом. – Кай принялся водить моей рукой по узорам, продолжая следить за реакцией на моём лице. – Но их яд не так уж и опасен, главное – проследить, чтобы не добрался до сердца. А так это не основной способ убийства, чаще керы раздирают глотки.

– Зачем ты к ним полез? – в ужасе спросила я, отыскав бледную линию узора, которая едва не добралась до его сердца.

– Они не хотели меня пускать, когда я попросил вежливо. Пришлось их подвинуть.

– Эти следы пройдут?

– Да, через пару месяцев.

Взгляд сам собой остановился на его правой руке, держащей мою. Там всё ещё было продолговатое пятно у запястья. По словам Кая, старый ожог, но он не сошёл, а лишь побледнел. Значит, не все шрамы на палагейцах заживают? Хотя отметины от травм, полученных в Санкт-Данаме, у Кая пропали. Тогда после ожогов он едва мог сжать кулак, и всё же сейчас не осталось и следа.

Я отдёрнула руку, ощутив, как чужие мышцы напряглись под моими пальцами. Игнорируя отсутствие половины одежды на Кае, я жестом приказала ему повернуться и показать плечо. Он подчинился. Обширный синяк уже начал проявляться, однако ничего похожего на перелом я действительно не нашла. Нигде не распухло, и кожа не горела.

– Ты не виновата в произошедших катаклизмах на Переправе, – спокойно заговорил Кай, пока я выбирала мазь. По-прежнему стояла за его спиной и была рада, что он не видит моего выражения лица. – И гибель моих друзей не твоих рук дело. Виноват отец, я, может, Веста немного, но тебе не было и суток от роду. Я всегда знал, что ты здесь ни при чём, но твоё существование напоминало о моей ошибке. Всё из-за моей порывистой самоуверенности. Переправа не место для веселья, но я приводил друзей и как горделивый идиот демонстрировал имеющиеся там чудеса. Не хотел признавать, что это моя ошибка, поэтому переложил вину на тебя. У меня не выходило хоть немного притушить злость. Никак не мог это остановить.

Я стиснула зубы, боясь выдохнуть. Тихо открыла нужную мазь и, зачерпнув немного пальцами, принялась растирать ушиб. Кай вздрогнул от прохладного прикосновения, но через мгновение расслабился.

– Я хотел, чтобы ты держалась от меня подальше. Ты же, наоборот, везде за мной таскалась, принося буквально всё, что могла. Поделки из шишек, неуклюже сплетённые маковые венки, ракушки, цветные камни и любой красивый мусор, который в твоих детских глазах становился сокровищем.

Признания лились легко, свободно. Кажется, Кай даже улыбался, пока я, до боли закусив губу, боролась с подступающими слезами. Он говорил, а я вспоминала, с каким чувством всё это ему носила: надеялась, что подарки помогут ему меня полюбить. Хотела ему нравиться так же, как Весте. Поэтому каждая сказанная Каем фраза отдавалась болью в груди.

– Этот браслет – единственное, что мне удалось сохранить.

Он поднял левую руку с уже знакомым браслетом. Я не раз подмечала украшение, убеждаясь, что сын Гипноса его никогда не снимает. Даже в нашу несостоявшуюся совместную ночь он его не снял, и я решила, что это вроде оберега, но спрашивать не стала. Тот самый браслет из чёрного шнурка и кривоватых красных камней. Действительно, похож на детскую поделку, но я не думала, что украшение было сделано мной.

– Ты не помнишь?