Еще пару голов орк намеренно пустил по дороге так, чтобы они подкатились поближе к мужикам. Почти уткнувшись в сапог старшего, голова дядюшки Якоба, дохлого элдера, задрала мертвое лицо к облакам и радостно оскалилась, сжимая в зубах собственный член. Идея украсить подарки пришла в мой светлый разум, а выполнять ее пришлось Стейку и Котлете, для чего они ненадолго вернулись на место бойни.
– А-а-а-а… – прохрипел аммнушит.
Сделав шаг назад, он запнулся, хлопнулся на жопу и пополз, скребя сапогами по дороге и не отрывая взгляда от отрезанных голов.
– Вот они – насильники! – прогремел я, спрыгивая с седла и выдергивая из-под ремней дробовик – Так что преступления в вашем раю случаются… и ведь одежда на них была – как у вас! И вот что поразительно – как бы, возмутившись подобным гадством, пихали сосну в жопу вот этого – я указал на голову Якоба – он, хрипя, булькая и отвратно брызгая изо всех дыр, почему вдруг возомнил себя элдером поселения Гавань… представляете наглость? Он – ублюдок и насильник – достопочтимый старейшина! Прямо порочил вас! Грязью и жопной слизью обмазывал! Само собой мы возмутились и махом пихнули сосну еще глубже… чтобы ароматом хвои перебить запах дерьма!
– А-а-а…
Блевали уже многие. Кто-то убегал. Некоторые, кто покрепче духом, поспешно уводили прочь детей. Хлопали двери и ворота. Где-то заголосили. Праздничное украшенное поле стремительно пустело.
– Я… я… – слепо мотая головой, аммнушит все куда-то полз.
Я добро успокаивающе улыбнулся:
– Не знаешь ли ты кем были эти ублюдки? Не из вашего ли они поселения?
Ответом был молчание. Даже те, кто блевал, вдруг резко сумели преодолеть слабость гоблинских организмов и замерли в согбенных позах или на коленях, погрузившись в глубочайшую задумчивость и глядя на мертвые лица.
– Ну? – надавил я, наклоняясь к старшему из ушлепков – Гоблин! Ты узнал их лица? Может вытащить члены из их ртов?
– Я…
– Да-да?
– Я не… мы не…
– Мы их не знаем! – решительно брякнул согбенный дедуля с толстой тростью в руке и злым подлым огоньком в глазах – Мы не знаем!
– Открестились – звонко рассмеялась Джоранн и, вскинув дробовик, прострелила в дедушкиной груди дыру – Лживый старпер!
Крики и вопли поднялись до небес. Я, раскачиваясь с пяток на носки, чуть подождал и махнул рукой, продолжая с интересом разглядывать попадавших на колени аммнушитов, кричащих вдалеке баб, вопящих детишек. Детишки… они так переживают… многие из них – кто постарше – поглядывают на нас отнюдь не со смирением и с руках сжимают не плоды, а дубины и топоры. И ведь они – эти двенадцатилетки – не знают, что однажды придет время, когда они смогут выбрать свою судьбу. И если они выберут свободу – за ними в лес явятся такие вот смиренные сука старики и мужики, что изнасилуют их, расчленят, разбросают по окрестным лесам, а затем начнут повторять сказки про злых волков, что пожирают строптивцев…
В ответ на взмах моей руки из-за поворота тропы и прикрывающих ее изгиб деревьев выкатилась повозка. В ней сидели выжившие подростки-аммнушиты. Вернее, они стояли во весь рост, глядя на поселение с нескрываемой злобой.
– Вы послали нас на смерть! – яростно донеслось с приближающейся повозки – Вы послали нас на смерть!
Сколько трагизма… неужели, и я в свои пятнадцать-шестнадцать жил настолько эмоциональной жизнью и считал, что кому-то есть до меня дело в этом сраном злобном мире? Вряд ли…