Лакей продолжал:
– Здоровья нашему королю. Еще никогда я не был так рад новому закону.
На секунду Эдриан замер на ступенях, вспомнив о новом королевском указе, текста которого еще не видел. Теперь у него есть еще один аргумент для разговора с графом.
Двухстворчатая дверь распахнулась, и в коридор вышла Лидия. Камеристка широко распахнула глаза и отшатнулась, увидев свою госпожу на руках интенданта жандармерии.
– Мадемуазель! Вы нашлись! О, хвала богу! – Вскинув руки, служанка сцепила их в замок и возвела глаза к небу.
– Не стоит благодарности, – выпалил Эдриан.
Стефани улыбнулась, посмотрев в растерянное лицо камеристки.
– Проходите сюда, пожалуйста. – Та пропустила мужчину с девушкой на руках в помещение. – Мадемуазель, а что с вами? Вы не можете ходить?
– Какая проницательность, – буркнул интендант, подойдя к ближайшему креслу.
– Эдриан, – шепнула Стефани, бросив полный осуждения взгляд на мужчину. – Да, Лидия, я неудачно споткнулась. Небольшое растяжение. Два-три дня покоя, и все пройдет.
– Рада это слышать, – Лидия подошла к креслу. – А где вы пропадали? Господин граф дико разнервничался. Поначалу он все ждал, что вы вернетесь. Решил, что вам захотелось прогуляться в какую-нибудь лавку. Как сгустились сумерки, места себе не находил. Мы обратились к городским стражникам, чтобы вас нашли. После полуночи один из них вернулся и сказал, что на город напала стая волков. Что они не знают, где вы, но продолжат поиски. Бедный господин не спал всю ночь…
Лидия безостановочно щебетала о пережитых графом ужасах, пока Эдриан бережно усаживал Стефани в кресло. Душевные терзания последней усиливались с каждым новым вздохом камеристки. Стыд за собственную беспечность сжигал девушку изнутри так же успешно, как знойное солнце испаряет влагу с камней. «Бедный папа́, сколько же ему пришлось пережить за ночь!» К глазам подступили слезы, которые она старалась не показать Эдриану.
– Простите, а где сам граф? – его голос прозвучал холодно и грубо.
– Господин с рассветом отправился в госпиталь. Туда привезли раненых, – незамедлительно ответила Лидия.
– Тогда прошу, отправьте кого-нибудь передать сообщение, что его дочь в гостинице. Жива и здорова, – на этот раз Эдриан вложил в голос всю любезность.
Камеристка незамедлительно дернула сонетку, чтобы вызвать лакея.
Стефани взглянула интенданту в глаза и поджала губы. Страх и стыд тянули ее в разные стороны, словно два ребенка – любимую игрушку. Душевные муки были настолько сильными, что ощущались физически. Боль словно приобрела образ безжалостного убийцы и ударила пламенеющим кинжалом в грудь, отчего заныли ребра.
Девушке отчаянно хотелось, чтобы Эдриан остался. Не оставлял одну. Никогда больше. Но произнести такое желание вслух означало бы проявить слабость. Такого она не могла себе позволить.
– Мадемуазель, я должен вас покинуть. – Горечь разлуки пронизывала каждое слово, или же ей только мерещилось? Девушке хотелось, чтобы он испытывал то же самое, что и она.
– Да, понимаю. – Стефани слабо улыбнулась. – Надеюсь, что чуть позже вы принесете мне вести.