Вика. Ну, Вика она и есть Вика. А мать ейная Вельвета, вот та да. А Вика, ну Вика не Вельвета. В рублях? Так, поди, много в рублях, да вот как Лорд, не меньше.
Но за одну псину цена была известна. Приезжал тот же самый Николай Николаевич летом этим и просил продать Ганну за пятьсот рублёв.
Сейчас, вестимо, за Ганной и приехал.
– Собака – существо, которое облаивает вошедшего гостя, тогда как человек – гостя ушедшего. – Смотря на суетящегося рядом с псарней соседа, вспомнил чей-то афоризм Брехт и пошёл к дорогому гостю.
– Николай Николаевич, рад. Душевно рад вашему визиту. Ранняя вы птичка, как и я.
Обещал же с сынком быть, а вместо этого был с тем самым Карлом Генриховичем Бауэром – управляющим большим и разноплановым имением секунд-майора Елизаветинского. Немец выглядел неправильно. Как должен? Пухленький такой розовощёкий человечек с перепачканными чернилами пальцами и лысинкой некрасивой. Ну, как канцлер Шольц. Этот был другим – на Гиммлера Генриха, скорее, походил или даже на Кальтенбруннера. Высокий, сухой с пенсне на носу. И презрительной полуулыбкой. Учит тут хозяйствовать унтерменьшей. А спрашивается, чего дома не проявлял свою хозяйственность и прочие знания? А, там ещё умнее. Ещё хозяйственней.
Попили всё же кофейку сначала. Пётр Христианович никакой дворне не доверил сей продукт гробить. Сам заварил с двумя «гвоздиками» гвоздики, три раза поднимая на плите в настоящей медной турке.
Бисер перед свиньями рассыпал. Морщась, вылакали в два глотка и к шубейкам своим кинулись. А светская беседа, а восхваления хозяина.
– Николи не пивал-с такой ароматный, это у вас из какашек крыс высребленные зёрна или это просто талант его готовить. Брависсимо, Пётр Христианович! Просто брависсимо.
– Премного благодарен, если хотите и вас научу.
Нет, не так всё было.
– Попили-с, так, может, Ганну посмотрим уже. Ведите нас к собачкам, дорогой Пётр Христианович.
– Конечно. Ганну, так Ганну.
Собаку эту Тихон уже из общей клетки извлёк и гребнём чего-то их неё выгребал.
– Ах, красавица, ух, красавица, вах, красавица. – И ещё несколько раз на русском и французском. На французском всего разок. Посконный ещё секунд-майор. Не въелся в него прононс.
– Даю вам, Пётр Христианович за неё пятьсот рублей сразу не торгуясь. Знаю, что это огромные деньги, но уж больно Ганна ваша мне приглянулась. Тряхну мощной. – А рожа прямо хитрая – прехитрая, обдмануть прыщща столичного надеется.
– Согласен с вами, Николай Николаевич… – и когда в победной улыбке майор секундный расплылся, добавил граф, – только бартером.
– Бартером? Вас ист бартер? – это немец управляющий подвох почуял.
– Вот тут стоит коровник на тридцать коров, в нём тридцать коров, а рядом сеновал с сеном до весны на тридцать коров. Малость. И Ганна с Карим ваши. Себе в убыток. Но и меня поймите, детей малых двое их молоком кормить, то бишь, поить, надоть. Ах, да забыл уточнить – коровы двухлетки. И производитель … Бык. Бычище. Вот такущий, как я прямо. Рядом.
Николай Николаевич в надкушенном яблоке червячка нашёл, скривился.