Меня будит топот за дверью. Как будто по моей лестнице бежит стадо слонов.
Открывается дверь, и первое, что я вижу, – это человек с коробкой на голове. В коробке дырки для глаз и рта. Хихикаю. Судя по маленькому росту, это Серега.
Следом за Серегой входят остальные. Они вопят, перебивая друг друга:
– Одноглазый Том! Томас – ромовый живот! Как поживаешь, старина?
Меня захлестывает волна теплоты и добра. Пожимаю плечами.
– Да вроде нормально. Что это на тебе надето? – смеюсь я, глядя на Серегу, который трясет своей огромной картонной головой.
– Я сменил имидж. Нравится? – он подбегает ко мне, сует мне в лицо свое картонное недоразумение и высовывает через дырку язык.
– Фу! – я отталкиваю его от себя.
– Нормально, говоришь, поживаешь? – с подозрением косится на меня Антон. – А выглядишь как дерьмо!
– Ну, спасибо, – усмехаюсь я.
– Нет, ну правда, – Серега садится на кровать и смотрит на меня из своей картонной головы. – Ты выглядишь как дерьмо, подогретое на сковородке. Ну, знаешь, оно, наверное, получится таким жиденьким-прежиденьким… Вот как ты сейчас. Подогретое дерьмо, растекшееся по всей сковородке таким вонючим жидким блинчиком…
– Я тебе покажу жидкий блинчик! – кричу я и накидываюсь на Серегу.
– Голову! Голову осторожно! Я все утро ее вырезал!
Все смеются, глядя на нас. Настроение улучшилось. Невозможно больше находиться в депрессии, когда к тебе в комнату приходит человек в картонной коробке.
– А у нас теперь своя музыкальная группа! – радостно вопит коробка, когда мы немного утихомириваемся. – Смотри, как мы умеем. Так, пошли тарелки…
Антон начинает теребить себя за щеки, издавая влажные хлюпающие звуки.
– Так, ударные пошли…
Рома засовывает палец в рот и оттягивает щеку, издавая при этом звонкий «чпок».
– Так, а теперь вступает солист.
Серега начинает свистеть.