Некоторое время Стас молчит, видно, собираясь с мыслями, а потом продолжает:
– Я никогда не стану нормальным. Что-то внутри рвется наружу – это невозможно контролировать. Единственный выход – убраться отсюда подальше. Уехать из этого города, который я разрушил, и держаться подальше от людей, которых я сломал. Держаться подальше от тебя.
Последние слова он произнес с горечью. Неприятно закололо сердце.
– То, что происходит в моей голове… Это нельзя вылечить. Я просто люблю уничтожать все вокруг. Уничтожать то, что люблю.
И меня тащит и плющит от этого. Мне просто нравится делать больно всем вокруг. Я уничтожил тебя, практически уничтожил свою семью. Отец ушел из-за меня. Мать… Да ты видела, в каком она состоянии. Из-за меня. И Янка… Она ночами не спит, ей кошмары снятся. Плачет часто. Я всех достал. Вот такая я мразь.
Я молчу. Смотрю, как под фонарем пляшут тени – прямо под лампочкой кружит стайка мотыльков.
«Зачем? Зачем ты причиняешь близким столько боли?» – я хочу закричать, но по-прежнему молчу. Но Стас будто слышит мои мысли.
– Зачем мне это нужно? Вся эта жестокость… Что это дает мне… Он будто разговаривает сам с собой. Я не нужна ему. Он просто так же, как и я, хочет что-то понять в себе.
– Мать с тринадцати лет таскала меня по психологам. Именно в этом возрасте случился тот переломный день…
Стас, как и я, опасается говорить о «том дне» прямо. Как будто кто-то установил негласный запрет на любое упоминание о том случае. И негласный запрет касался даже воспоминаний. Он уже сказал сегодня так много и скажет еще много всего, но я уверена, что говорить о том случае он не будет.
– Тринадцать лет… Именно с этого возраста я стал причинять боль матери. Отцу. Младшей сестренке. Вообще-то всем вокруг, но в особенности близким. Ругань, наказания. Отцовский ремень. Ничего не помогало. Мать пыталась выяснить, в чем причина этого? Почему мне так нравится делать больно своим близким? Они таскали меня к психологу. На столе у него стоял маленький аквариум с рыбками. Эти рыбки мне очень нравились. Они были такие яркие, разноцветные. Конечно, родители рассказывали врачам о том, что на меня напали, – Стас говорит с грустью. – Что мне причиняли физические увечья. В этом все дело? Ответ на жестокость жестокостью? И вот какой-то заумный докторишка сказал, что я это делаю для того, чтобы получить свидетельства своей значимости для них. Меня так взбесила эта фраза, что я взял аквариум и кинул его в доктора. Это был мой последний сеанс.
Я не хочу пропустить ни слова. Он рассказывает о другой стороне своей жизни – о той, которую я совсем не знаю.
– Я запомнил эту сложную фразу хорошо. Свидетельства своей значимости. Потому что не знал, что она означает. Потом появилась ты. И на тебя посыпалась бо́льшая часть всех моих ударов. Моя семья могла вздохнуть свободно. Они думали, я излечился. Как бы не так. Они просто не знали про тебя. И когда я стал изводить тебя, я вспомнил слова того докторишки. Через боль и страдания, которые я причинял близким, мне нужно было доказать самому себе, что я не один. Что я что-то значу для вас… я не знаю, может быть то, что я осознаю и признаю все это, как-то обозначает, что я излечиваюсь. Что не все потеряно. Не знаю… в психологии я не силен, и честно, думаю, что все это – полная хрень.
Я вздыхаю.
– Сначала я хотел жить только местью. О, сколько планов я вынашивал. Сколько часов убил, чтобы все продумать. Хотел найти тех ублюдков, которые сделали это со мной. А потом понял, что мне это не надо. Это меня не спасет. Ту жизнь уже не вернешь. И надо как-то вживаться в свою новую шкуру.
Стас прав. Месть не дает ничего. И сейчас мне тоже надо вживаться в свою новую жизнь.
– Скажи что-нибудь, не молчи! – говорит он громче.
Он встает с места. Снова глухие удары ботинок по деревянному помосту. Он подходит ко мне, садится на соседнее сиденье.
Я закрываю глаза. «Уйди. Исчезни. Растворись». Открываю глаза. Нет. Он по-прежнему здесь. Сидит рядом. Не отрывает от меня взгляда. Он протягивает руку и бегло проводит пальцем по моей ладони – прикасаясь еле-еле. Будто это не прикосновение, а дуновение ветра.
– Наори на меня, скажи, что ненавидишь… Мне так легче будет. Легче будет уезжать.