Священник уже встал с земли, кинулся к солдату, надеясь успеть уговорить его:
– Не вправе вы это делать, не вправе.
– Ты мне это уже говорил, – ответил Волков, подходя к костру, – если таких, как ты, слушать – зло победит. Впрочем, ладно, послушаю тебя.
Поп опять попытался что-то ему сказать, но солдат отпихнул его и заговорил с Франческой:
– Тут наш поп просит за тебя – может, ты хочешь что-то сказать, покаяться перед людьми, просить прощения или пощады. Если хочешь – говори.
Франческа подняла голову. Все на площади затихли, стояли, прислушивались.
А она еще раз обвела всех взглядом и заорала:
– Будьте вы все прокляты, прокляты! А особенно ты, – тут она даже плюнула в сторону солдата.
– Господи, несчастная, уймись, – умолял ее поп.
Но она не унималась, продолжая орать:
– Проклинаю тебя, все из-за тебя, сын портовой шлюхи…
Дальше солдат слушать не стал, а ткнул ей факелом в лицо как следует, и она замолчала на полуслове.
– Жгите ее, господин, – кричали люди, – в пекло ее! Пусть летит к своему сатане!
– А я ведь тебе предлагал жизнь, – сказал солдат. – Ну что ж, сама выбрала – гори, тварь.
Хворост занялся сразу – видно, был полит чем-то, полетел дым тонкими струйками, побежали по вязанкам быстрые рыжие языки.
– Господи, Господи, – причитал отец Виталий, – прости их, не ведают, что творят.
– Будь ты проклят! – ревела женщина, пытаясь вырваться из пут, что притягивали ее к столбу. – Будь ты проклят!
– Хватит, – сказал солдат, – никого ты не проклянешь, проклятые проклясть не могут.
А по подолу платья Франчески уже струились белые дымки, а пламя уже забралось на верхние вязанки хвороста.
– Ладно, – вдруг закричала женщина, – ладно, я скажу тебе все, скажу.